— Днем пустыня не особенно бывает милостива, — сказал он. — Вот еще одна причина, почему мы путешествуем ночью Для Свободных представление о дне было неотделимо от ветра, несущего песок и заметающего пути.

Когда она опять повернулась к нему, в глазах ее блеснули сдерживаемые слезы, но лицо сохраняло спокойное выражение.

— Какие существа здесь сейчас обитают? — спросила она.

— Стервятники, немногие ночные животные, случайные остатки растительной жизни прежних дней, мелкие животные, закапывающиеся в песок.

— И это все?

— Да.

— Почему?

— Потому что это место, где они родились, и я позволяю им не знать ничего лучшего.

Уже почти стемнело, и в пустыне мерцал присущий ей в это время суток внезапный полыхающий свет. При одной из таких мгновенных вспышек он вгляделся в ее лицо и понял, что она еще не понимает оборотного смысла того, о чем он ней говорил, но он знал, что заноза этого все равно в нее проникла и станет ее изводить.

— Силуэты, — напомнила она ему. — Что ты думал найти, поднимаясь сюда?

— Может быть, людей в отдалении. Никогда ведь не знаешь.

— Каких людей?

— Я тебе уже сказал.

— Что бы ты сделал, если бы кого-нибудь увидел?

— В обычае Свободных было считать людей вдалеке врагами, если только они не подбрасывали горсть песка в воздух.

Как раз пока он это говорил, на них занавесом опустилась тьма. Сиона стала движущимся призраком во внезапном звездном свете.

— Горсть песка? — переспросила она.

— Это очень многозначительный жест. Он означает: «Мы несем ту же ношу. Песок — наш единственный враг. Это то, что мы пьем. Рука, держащая песок, не держит оружия». Ты это понимаешь?

— Нет! — это была вызывающая ложь, чтобы уколоть его поязвительней.

— Поймешь, — буркнул он.

Не ответив ни слова, она двинулась прочь от него по изгибу дюны, через физическое движение разряжая переполнявшую ее энергию гнева. Лито позволил себе далеко от нее отстать, интересуясь, выберет ли она инстинктивно правильное направление. Было заметно, как пробуждается в ней наследственная память Свободных.

Там, где дюна ныряла, чтобы пересечь другую, она его подождала. Он увидел, что лицевой защитный отворот ее стилсьюта так и болтается непристегнутым, нараспашку. Еще не время укорять ее за это. Такие бессознательные вещи должны приходить естественно. Когда он приблизился к ней, она сказала:

— Ведь это направление не хуже всех прочих?

— Если будешь его держаться, — ответил он.

Она поглядела на звезды, и он увидел, что она узнает Указатели, те Стрелы Свободных, что вели ее предков через эту землю. Однако же ему было видно, что знания ее в основном идут от разума.

Она еще не достигла того, чтобы все в ней срабатывало само по себе.

Лито приподнял передние сегменты своего тела, чтобы поглядеть на звезды. Они двигались чуть к северо-западу, по пути, который некогда вел через хребет Хабанья и Птичью пещеру в эрг под Ложной Западной Стеной и на дорогу к Перевалу Ветров. Ни одна из примет той местности не сохранилась. Он почувствовал, как пахнет кремнем прохладный ветерок, более влажный, чем ему нравилось.

Сиона опять двинулась в путь, на этот раз медленнее, сверяя направление и периодически взглядывая на звезды. Она доверилась подтверждению Лито о правильности пути, но шла теперь по нему самостоятельно. Он ощутил смятение в ее настороженных мыслях и понял то, что сейчас пробуждается: в ней появлялись зачатки той пылкой верности попутчикам, которой народ пустыни всегда доверял.

«Мы-то знаем, — подумал он. — Если отобьешься от попутчиков — заблудишься среди дюн и скал. Одинокий путешественник в пустыне это мертвец. Только Червь живет в пустыне в одиночестве».

Он позволил ей уйти намного вперед, туда, где жесткий скрип песка при его движении не будет слышен. Она должна думать о его человеческом Я. Он рассчитывал на верность, которая сработает ему на руку. Сиона, однако же, вся ощетинившаяся, была полна подавляемой ярости — более мятежная, чем все, кого он когда-либо испытывал.

Лито скользнул вслед за ней, мысленно пересматривая Программу Выведения, прикидывая, какие решения необходимо будет принять и что изменить, если Сиона не выдержит испытания.

По мере того, как ночь становилась все темней, Сиона двигалась все медленней и медленней. Первая луна была высоко над головой, и вторая луна показалась над горизонтом перед тем, как она остановилась, чтобы передохнуть и поесть.

Лито был рад этой паузе. Из-за трения им все больше овладевал Червь, воздух вокруг него был полон химических выбросов органов регуляции температуры его тела. Про себя он называл это своим кислородным компрессором, то, что сейчас вентилировало его внутренности, делая для него вдвойне ощутимыми протеиновые фабрики и запасы аминокислот, принадлежащие его «Я — Червь», которые требовались для установления плацентарных взаимосвязей с человеческими клетками. Пустыня ускоряла приближение его окончательной метаморфозы. Сиона остановилась близ гребня освещенной звездами дюны.