Пациентка слегка притихла, но от своего не отступила:

— А что не так? Жизнь, как жизнь! И дом есть, и дите! И муж! Не хуже, чем у других!

Она попыталась встать. Вика оказалась быстрее, надавила ей на плечи, возвращая обратно.

— А будет лучше. Все, хватит болтовни.

Это она уже сказала мне.

— Держи ее, я принесу свечи, спички, стакан.

— И воду не забудь! — Напомнил я.

— Не забуду.

Девчонка скрылась в сенях. Я же спросил пациентку.

— Когда пила последний раз? Сколько и чего?

Баба наконец-то поняла, к чему идет, и это ей не понравилось.

— А тебе какое дело? — Взвизгнула она.

Я пожал плечами. И правда, какое? Черт его знает, зачем я задал все эти вопросы? Скорее всего, по старой врачебной привычке.

— Никакого, — согласился я, — то, что мне нужно, я сделаю и без ответов.

Откуда-то извне пришло понимание, что делать дальше. Меня это даже не удивило. Не было у меня сил удивляться всякой ерунде. Я положил пациентке одну ладонь на затылок, другую на лоб. Представил, что руки мои становятся горячими, что через них течет тепло. Доброе, снотворное тепло. Исцеляющая энергия.

И у меня получилась. Она замерла, застыла прямая, как палка, с открытыми глазами. Перестала мне мешать.

Из-за спины появилась Вика, восхищенно прицокнула языком.

— Силен, — сказала она, — правильно бабушка угадала.

Я отошел в сторону. Думать о старой ведьме тоже не хотелось. Сейчас не хотелось. Было желание покончить с этим всем, как можно скорее. Вика уловила мои эмоции. Споро расставила на столе принесенное, зажгла свечи, подвинула мне табурет.

— Садись.

Я нервно потер ладони и уселся. Почувствовал ее руки на своих плечах. Уловил ее заботливую силу. К собственному удивлению ощутил в ней огонек нежности и каплю сожаления.

А потом все повторилось. Свечи. Пламя. Черное нечто в глубине никчемной пропитой душонки. Черный дым. Черные свечи. Все кругом черно. Свет. Облегчение. Ощущение победы. Долгожданный покой. И мерзкий соленый привкус на губах. У меня снова пошла носом кровь.

Глава 23

Дальше все было, как в тумане. Помню Влад и Славка в четыре руки стащили с меня одежду и уложили в постель. Помню Викино лицо, бледное, как саван. Помню, как она пыталась влить в меня свой отвар. Помню, как пряный запах трав щекотал ноздри, а губы никак не хотели открываться, словно их свело судорогой. Помню, как пролитый чай, тек по щеке, подбородку, убегал вниз по шее… Все.

Потом я очнулся уже в гостях у бабы Дуси. Сверху на мне возлежал кот, смотрел в пространство перед собой пьяным взглядом и мял, мял когтистыми лапами мне грудь. Ровнехонько там, где сердце. По комнате разливалось оглушительное мурчание.

Я сначала не поверил своим глазам, а потом, когда понял, что все на самом деле, осторожно поднял руку и попытался погладить бабкиного любимца за ушком. Кот замер и вытаращился недоуменно. Я решил закрепить результат. Щас!

В вас когда-нибудь впивались восемнадцать когтей разом? Нет? Считайте, вам повезло. От неожиданности, я заорал. Васенька взвыл со мной в унисон и стартанул куда-то под потолок, оставив мне левой задней натуральный нотный стан на животе.

Я взвыл и вскочил. Только потом огляделся. Снова на мне одни трусы. Под ногами круглый половик, вязанный крючком из полосок ткани. Когда-то моя собственная бабушка вязала такие же. А я, совсем еще пацаненок, резал старую одежду на полосочки и мотал в клубки. Бабушка рассказывала мне, как жили в довоенной Москве. А я слушал, слушал…

Как снимали фильм «Цирк», как по улицам ходили, набирая простой люд в массовку. Как ее младшего брата, жутко кудрявого от природы хотели снять в роли негритенка, а она из ревности, из глупой детской зависти ничего не сказала маме. И братишке запретила говорить, посулив за молчание мороженое. Как по соседству с ними жил тогда еще никому не известный Михаил Жаров. И моного-много чего еще…

Жаль, но запомнил я сущие крохи. Из груди моей вырвался тяжкий вздох.

— И чего развздыхался?

Я крутанулся на месте. За столом, подложив кулачек под щеку сидела баба Дуся. Взгляд у нее был расстроенный, тревожный. У меня вырвалось на автомате:

— Случилось что-то?

— Случилось, — подтвердила она и замолкла.

Меня одолели нехорошие предчувствия.

— Что-то плохое?

— Куда уж хуже. Ученик мне достался форменный идиот!

Поскольку кроме меня, за бабулей других учеников не числилось, я решил оскорбиться.

— Что опять не так?

Она мило улыбнулась. Сказала ласково:

— Все!

Как я проглядел момент, когда в ее руках появилась дежурная поварешка, не знаю. Только уже через мгновение меня гоняли по комнатушке, охаживая половником по бокам.

— Дурак, недоумок, идиот! — Приговаривала старая ведьма.

Василий возлежал на печи и периодически пытался зацепить меня когтистой лапой. От него мне уворачиваться пока удавалось.

— Неуч, недоумок…

Бабка, даром, что покойная, запыхалась и остановилась передохнуть. Я наконец-то добрался до двери, прислонился к ней спиной и попытался толкнуть задом. Дверь была заперта. Я метнул взгляд на окно. Бабка это уловила, залихватски прищелкнула пальцами. С шумом захлопнулись ставни. Снаружи послышался звук задвижки.