– Двадцать пять! Ты их, Егоров, не транжирь по-пустому, не щеголяй, знаешь ли! Конечно, будет табак в части, но когда? Чёрт их знает! А поэтому ты сделай так: по пачке дай нам! Взаймы! Только так. И, конечно, тем, кто хочет на этих условиях взять. Учти Рамонова, дай ему пачку, но так, чтобы он почувствовал! Чтобы понимал, чтобы ценил любезность твою. Две-три пачки дай музыкантам своим, побалуй их, они ребята хорошие, а ты же их терзаешь до посинения, вот и дай им маленечко забыться! А остальное спрячь. Сам-то кури сколько хочешь, а насчёт того, чтобы держать табак наготове, открытым для всех, – об этом забудь. А то уже завтра у тебя ничего не будет. Так-то вот. Угощай с толком! А крошёный табак пока спрячь. Пусть будет НЗ. Верно я говорю, братцы?

Все согласились с доводами Добровина.

– Будет, конечно, табак, будут и папиросы, но когда они появятся? Запас не повредит… – заметили товарищи.

На другой день во время оркестровых занятий Егоров обратился к музыкантам с такой речью:

– Вот какая вещь, товарищи музыканты! Прислала мне жена одну интересную штуку! Штука эта пока что у нас редкая и ценная. Ценная теперь, в нашем сегодняшнем положении на сегодняшний день. Хочу я с вами этой штукой поделиться и доставить вам такое же удовольствие, как и самому себе. Но как мне это сделать, пока я не знаю! А я никого не хочу обидеть, все для меня равноценны, и всех я одинаково уважаю! Какая это штука – вижу я вопрос в ваших глазах. Это очень хороший табак, – и он вынул из кармана и показал музыкантам четыре пачки табака в яркой, цветастой упаковке.

Музыканты сидели молча, внимательно поглядывая на табачные пачки. В комнате было очень тихо.

Егоров продолжал:

– Вот у меня есть одно предложение! Ваше дело согласиться с ним или отвергнуть его. Мы с вами занимаемся теорией музыки. Занятия эти вы не любите почему-то! Ну, может быть, я не так выразился, вернее, не нравится вам этот предмет, хотя для музыканта, а особенно для того, кто хочет стать более или менее хорошим музыкантом, этот предмет необходим как воздух. Ведь теория музыки – это основные законы музыки, это основа, фундамент нашего с вами дела. Так вот, давайте устроим сейчас с вами экзамен, ну пусть не экзамен, а викторину, что ли, по теории музыки. Тот, кто лучше ответит, получит пачку. Но учтите! Каждая пачка рассчитана на 100 завёрток! Может быть, сделаем так: пачку на пятерых лучше ответивших? Тогда ведь, если все ответят, все получат по 20 завёрток из очень вкусного, душистого, крепкого табака. Как ваше мнение?

С места встал грузный, серьёзный Шевяков и сказал:

– Да как будто бы и неудобно получается, товарищ старший лейтенант! Всё-таки ваша супруга вам прислала, для вас, так сказать, собирала, а вы хотите разбазарить среди нас? Не похвалит вас ваша супруга!

И Сибиряков поддакнул Шевякову:

– Небось с трудом доставала табачок-то! Не такое сейчас время, чтобы пошёл, взял да и послал. Уж вы, товарищ старший лейтенант, если уж вы хотите нас угостить, дайте каждому по завёрточке, и то накладно, а уж остальное себе оставьте. Ваш табак, и кончено дело!

– Нет, друзья! Вы всё-таки не поняли меня. Что значит «дайте по завёртке»? Совсем я не собираюсь вам подачки давать. Нет у меня такой привычки. Я хочу по-настоящему сделать так, чтобы каждый из вас имел бы у себя то, что в данное время есть и у меня. Но хочу сделать это с пользой и для себя, и для вас. Какая для меня польза? Очень простая! Все музыканты будут у меня немножко большей квалификации, чем были до сих пор. А для вас? Вы просто будете немножко лучше знать теорию музыки, чем до этого знали, да ещё и премию получите за это! Прямая выгода!

В общем, через несколько минут «экзамен» начался. Он был, конечно, облегчён ещё и тем, что Егоров разрешил пользоваться записями! Но беда была в том, что теперь выявилось, что кое-кто из музыкантов, проявляя склонности к теоретическим познаниям, не вёл записей и теперь оказался в явно проигрышном положении. Егоров заметил, что среди этих заметно волнующихся товарищей оказался и призёр смотра художественной самодеятельности Вениамин Краев! Он, обычно иронически поглядывавший на остальных музыкантов, своими взглядами как бы подчёркивал их «необразованность» и «серость», теперь косился в блокнот Буева, который спокойно перелистывал свои записи и, кажется, совершенно не беспокоился за исход своего экзамена.

В результате этого «экзамена» Егорову удалось уточнить тех, кто действительно серьёзно относился к теоретическим занятиям, и под общие аплодисменты он передал им пачку табака, первым пятерым музыкантам, отличившимся своими разумными ответами. Были и очень неплохие ответы, было и бессвязное бормотание. Но в конце концов всё же Егоров сделал так, что и самые слабые смогли, соответственно своим силам, ответить на вопросы и никто не был обижен, все получили по своим обещанным двадцати закруткам! Разрезали табачные пачки Сибиряков и Кухаров с математической точностью, и никто не высказал им ни единого слова недоверия. Знали, отлично знали, что ни Сибиряков, ни Кухаров не допустят ошибки. И тут же вышли на воздух, и надо было видеть лица всех этих взрослых людей, закуривших настоящий табак после такого длительного воздержания! Непередаваемое удовольствие было написано на всех лицах.

А Рамонову пачку табака Егоров не отдал. Решил, что гораздо большее удовольствие он даст музыкантам, если потом однажды, пусть одну пачку на всех, но даст им. Рамонов же и сам сумеет достать себе курева! Недаром командир части. Все его знают, и в городе даже!

Так и сделал Егоров.

Но Кухаров всё-таки беспокоил Егорова. Часто он глубоко задумывался на эту тему, и вот наконец Егоров всё же решил какими-либо средствами проверить Кухарова. Проверить его человеческие качества, проверить его доверие, его уважение, ну хотя бы к себе самому.