— Полное имя.

Дрожь пробегает по мне. Возможно, он спрашивает мое имя, чтобы сообщить обо мне, или что-то в этом роде, но я отбрасываю свои сомнения, отвечая:

— Рядовой Александр Абрамович Липовский, сэр.

Еще один долгий момент напряженного молчания. Несколько секунд, которые тянутся, кажутся часами. Как бы я ни старалась удержаться на месте, я не могу сдержать пот, который стекает у меня по спине.

Звук его тяжелых ботинок эхом разносится в воздухе и отдает в мои уши, когда он приближается ко мне. Он останавливается на расстоянии вытянутой руки от меня и мне становится трудно дышать.

Всегда ли тишина была такой невыносимой, или так бывает только рядом с капитаном?

Я не готова к тому, что он заговорит своим властным голосом. Не имеет значения, что раньше он тоже был близок со мной. В его присутствии есть какая-то напряженность, к которой невозможно привыкнуть.

— Почему вы преследуете меня, рядовой Липовский?

— Я бы не..

— Ты бы не? — что-то меняется в его тоне. Хоть и неуловимо, я чувствую усиление его обычной команды, и мой позвоночник вздрагивает.

Дело не в том, что я пресмыкаюсь перед авторитетной фигурой власти. Я никогда не вела себя и не чувствовала себя так со своим непосредственным начальством. Однако этот капитан относится к новой категории, с которой я раньше не имела дела.

— Я бы не стал, сэр! — говорю я более низким, чем мой обычный «мужской» голос и замолкаю, когда он наклоняет голову набок, изучая меня так пристально, что это граничит с навязчивостью.

— Тогда не потрудитесь объяснить, почему вы находитесь в том же пространстве, что и я?

Он теряет терпение. Мне не нужно видеть это на его лице, когда я слышу это громко и ясно в его голосе. Если я не воспользуюсь этим шансом, этот момент просто останется в его памяти как безликая встреча.

— Я солгал, сэр.

— Ты солгал? — в его голосе слышится нотка веселья. Нет, на самом деле не веселье, а что-то вроде «сделал ли ты это сейчас?»

— Да! Я последовал за вами, но только для того, чтобы спросить вас кое-что, сэр.

— Ты не в том положении, чтобы спрашивать меня о чем-либо.

— Я знаю, и я пойму, если вы мне откажете, но я бы предпочел, чтобы меня отвергли, чем сожалеть о том, что я не попытался, сэр.

— Что именно?

Я намеренно встречаюсь с ним взглядом, впервые с тех пор, как последовала за ним. Я, образно говоря, сбита с ног невероятной интенсивностью, с которой он смотрит на меня в ответ, что я почти сорвала свою миссию.

Почти.

Тем не менее, я стараюсь дышать ровно и заставляю себя вспомнить, что именно здесь поставлено на карту. Это касается не только меня.

На карту поставлена судьба всей моей семьи.

Они слабы, спрятаны и их некому защитить, кроме меня.

— Пожалуйста, не могли бы вы меня тренировать, сэр, — я говорю ясным и решительным голосом.

— Тренировать тебя? — повторяет он. Хотя его тон спокоен, но под поверхностью скрывается что-то пугающее и это косвенно заставляет меня сомневаться в собственных словах. Однако мне удается сохранять хладнокровие.

— Да, сэр.

— Почему?

Ни выражение его лица, ни манера поведения не меняются, но это может быть не так хорошо, как кажется. Тем более, что он ничем не отличается от крепкой стены, стоящей между мной и моей целью.

Хотя его вопрос логичен, найти ответ не так-то просто. Я сомневаюсь, что он из тех, кому нравится, что бы ему целовали задницу. Поэтому, если я скажу, что это потому, что я думаю, что он сильный, он назовет это ерундой. Я не только никогда не видела его в действии, но даже не знаю его имени. Если я скажу, что хочу участвовать в спецоперациях и потенциально обладать властью, которая поможет членам моей семьи, это будет ничем не отличаться от предательства.

Поэтому я делаю глубокий вдох и говорю прямо.

— Потому что я не хочу быть слабаком, сэр.

— Ты не хочешь быть слабым. Интересно. — обычно это последнее слово сопровождалось ноткой любопытства. Только не с капитаном. Вместо этого его тон покрыт темными краями и мрачным весельем.

Комбинация, которая в лучшем случае кажется странной.

— Это как-то связано с твоими разбитым носом и ртом? — он кивает в направление моего лица.

По какой-то причине это заставляет меня стесняться своего внешнего вида и слабости, которую он, должно быть, увидел в предыдущей сцене. Я хотела бы выкопать яму и похоронить себя в ней, просто чтобы скрыть унижение.