– А ваш отец?

– Отца я вообще не знал. Фамилия моей матери Кассен, и она исповедовала протестантство. Некоторые из Кассенов еще живут в Коннахте, они потомки бойцов Кромвеля. В этой части страны Кассены часто называют себя Паттерсонами; это неправильный перевод ирландского слова "кассен" - "тропа".

– Короче говоря, он сам не знает, кто он такой, - повторил Девлин.

– Ну, это как посмотреть, - улыбнулся Кассен.
– После войны, в 1946 году, моя мать вернулась в Штаты. Через год она умерла от гриппа, и меня взял к себе единственный родственник, старый двоюродный дядя, у которого была ферма в канадской провинции Онтарио. Прекрасный человек и истовый католик. Под его влиянием и я стал католиком.

– Вот тут-то судьба и свела нас, - Девлин поднял свой бокал.

Фокс недоумевающе посмотрел на него. Кассен пояснил:

– Семинар, в который я был принят, назывался "День всех святых" и располагался в Рейн Лэндинге неподалеку от Бостона. А Лайам преподавал там английский.

– Да, проблем у меня с ним было предостаточно, - вспомнил Девлин.
– Его ум острый как бритва. Каждый раз он выставлял меня дураком, когда я на лекциях неверно цитировал Элиота.

– Затем я - работал в двух общинах в Бостоне и позднее еще в одной в Нью-Йорке, - продолжал Кассен, - но не терял надежды однажды вернуться в Ирландию. В 1968 году я был наконец переведен в Белфаст, в церковь на Феллс-роуд.

– Которую уже через год сожгла дотла протестантская толпа, - вставил Девлин.

– Тогда я попытался спасти общину от распада и продолжил службу в спортивном зале одной из школ, - сказал Кассен.

Фокс взглянул на Девлина.

– В то время как вы носились по Белфасту и подбрасывали бревна в огонь?

– Милостивый Господь да простит мне это, - смиренно произнес Девлин. Потому что сам себе я этого простить не могу.

Кассен поставил перед собой пустой бокал.

– Ну, а теперь я все-таки должен покинуть вас. Было приятно познакомиться с вами, капитан Фокс.

Он протянул руку. Фокс пожал ее, после чего Кассен встал и направился к двери террасы. За стеной сада вздымался монастырь Кассен прошел по газону, открыл калитку и скрылся.

– Удивительный человек, - заметил Фокс, когда Девлин закрыл дверь.

– Можно сказать и так.
– Девлин обернулся. Улыбка исчезла с его лица. Ну хорошо, Гарри. Фергюсон как всегда напускает много таинственности. Так что объясните, пожалуйста, внятно, в чем дело...

В хосписе царила полная тишина. Он был устроен совершенно не так, как обычная больница, и пациент здесь мог выбирать между одиночеством и близостью к соседу по палате. Над столом склонилась сиделка, и ночник был единственным источником света в коридоре. Она не слышала шагов Кассена, вдруг возникшего из темноты рядом с ней.

– Как себя чувствует Малоун?

– Без изменений, святой отец. У него лишь незначительные боли. С помощью лекарств нам удалось стабилизировать состояние.

– Он в ясном уме?

– Периодически.

– Я пойду к нему.

Кровать Дэни Малоуна, отделенная от других шкафами и книжными полками, стояла наискосок к окну, за которым виднелись деревня и черное ночное небо над ней. Свет ночника резкими линиями теней очерчивал лик умирающего, еще нестарого, лет сорока мужчины с преждевременно поседевшими волосами и лицом, под которым ясно угадывались очертания черепа. На туго натянутой коже буквально читались следы страданий, переносимых этим человеком из-за рака той самой болезни, которая медленно, но верно переносила его из этой жизни в иную.

Когда Кассен присел рядом, Малоун открыл глаза. В его взгляде, поначалу совершенно пустом, понемногу просыпалось сознание.

– Я уж было подумал, что вы больше не придете, святой отец!..

– Но ведь я же обещал. Пришлось, правда, принять стаканчик перед сном у Лайама Девлина, поэтому припоздал.

– Один перед сном - это полезно, святой отец. Лайам ведь был настоящим борцом за наше дело. Никто больше него не сделал для Ирландии.

– А вы, Дэни?
– Кассен пересел на край кровати.
– Ведь никого во всем Движении не было смелее вас.

– Но скольких людей я при этом убил. И зачем? Однажды Дэниел О'Коннел сказал в своей речи, что свобода Ирландии вещь праведная, но не стоящая даже и одной человеческой жизни. Тогда я был молодым и оспаривал это. Теперь же, на смертном одре, мне кажется, я понимаю, что он имел в виду.

Он скривился от боли и посмотрел на Кассена.

– Не могли бы мы поговорить об этом, святой отец? Мне кажется, так мне легче будет собраться с мыслями.

– Хорошо, но только недолго, вам необходимо поспать, - улыбнувшись, согласился Кассен.
– Умение служить есть одна из важнейших добродетелей священника, Дэни.

Малоун попытался улыбнуться.

– Да, конечно. Так на чем мы остановились? Ах, я рассказывал вам о подготовке серии взрывов в центральной Англии и в Лондоне в 1972 году.

– Вы говорили, что газеты дали вам кличку "Лиса", - напомнил Кассен, из-за того, что вам, казалось, ничто не могло помешать беспрепятственно появляться то в Англии, то в Ирландии. Арестованы были все, кроме вас. Как же это получилось?

– Все очень просто, святой отец. Самый страшный бич нашей страны предательство, а второй - головотяпство самой ИРА. Люди, головы которых напичканы революционной идеологией, могут произносить великолепные речи, но очень часто им недостает разумного подхода к тому, что они делают. Поэтому я предпочитал держаться профессионалов.