Нет, об этом связно рассказать не получится. Извиниться нормально — тоже. Потому что реальности уж слишком разные. И вроде стыдиться нечего, а…

Я всегда плохо… Как это называется? А, ладил. Ладил с людьми. Но ещё совсем недавно мне это почти удавалось. По крайней мере, никто не жаловался. То есть, в их взглядах и действиях по отношению ко мне не проскальзывало осуждения или отвращения. Да, чаще всего я видел просто равнодушие, но это даже успокаивало. Потому что у меня было место. Кусочек пространства, со всех сторон стиснутый другими.

Там не жило ни хорошее, ни плохое. Только смысл. Смутное ощущение, что моё присутствие имеет значение. И хотя почти постоянно приходилось думать о том, чтобы никого не задеть и не побеспокоить, а для этого тратить почти все внимание на наблюдение за другими, мир вокруг оставался в порядке. Но стоило чуть изменить фокус…

Последнее время я слишком много думал о себе. Непривычно много. И, как оказалось, опасно много.

Нельзя было откланяться от заданных линий и границ. Нужно было сразу загнать детский восторг туда, где ему самое место. В прошлое. К тусклым воспоминаниям и вопросам, ответы на которые мне уже неинтересно, да и незачем знать. Тогда у меня ещё был бы шанс удержать достигнутое. Даже если бы пришлось отказаться от всех этих удивительных новых штук. Но зато я все ещё мог бы контролировать свое настоящее. А что теперь?

Пока к безмятежному пофигизму добавилась мышечная амнезия. И возможно, самые замечательные открытия ещё впереди. Сколько ещё понадобится песен, чтобы меня перемололо окончательно? Что я потеряю в следующий раз? И останется ли от меня вообще хоть что-нибудь?

Но может, так даже и хорошо. Пусть отваливается, побольше и пораньше, до финиша. До того момента, как…

Он повторял: «Чудовище». И смотрел с ненавистью. А ещё так, будто тошнота подступала к горлу. И если раньше мне, наверное, захотелось бы попробовать оправдаться, то теперь я даже не могу почувствовать себя виноватым. Причем, ладно бы подводил итоги по принципу «он первый начал». Так нет же.

Он поступил по-своему. Я сделал свой ход. Наши миры сшиблись друг с другом и… Победил сильнейший. Словно в соревновании. В поединке, где мне бросили вызов, а я его принял. Потому что отказаться было неправильным.

Его мир отчетливо дрожал и грозил рассыпаться осколками, если не вмешаться и не погасить очаг возмущений. И это ощущалось важным. Для меня. Потому что вызывало беспокойство. Потому что одно крушение потянуло бы за собой другое, и так далее, падающими костяшками домино.

Правда, как выяснилось, однократное наведение порядка в чужом мире может оказаться недостаточным. Но это, наверное, потому что у меня слишком мало опыта в этом деле. Вот когда научусь получше…

Да о чем я вообще думаю?!

Какой порядок? Какой опыт? Пора поздравлять себя с приобретением мании величия?

Час от часу не легче.

Нет, если бы я мог хоть чуточку догадываться, что меня ждет, я бы никогда… Хотя, Дарли же сказала: то, что происходит, должно произойти. Ещё тогда, в день нашего знакомства. Все предопределено. Все задано, утверждено и расписано.

Обидно, но эта нелепость, похоже, генетическая. Врожденная. Какая-то странная хворь, до поры дремавшая где-то очень глубоко, а потом вдруг решившая: пора, хватит ждать. Со мной ведь и раньше случалось нечто похожее, только в лайтовом исполнении. Взять хотя бы моменты пробуждения. Я всегда относил рассеянность ощущений на счет того, что не успел полностью проснуться. А на деле это были именно пресловутые первые звонки. Впрочем, теперь уже нет смысла переживать: колокольня отзвонила набат и благополучно рухнула.

А ещё от таких болезней обычно нет лечения. Можно только делать вид, что все в порядке, пока это возможно. Притворяться нормальным, пока симптомы не станут слишком заметны.

Притворяться?

Нет, это нечестно. По отношению к тем, кто был и пока ещё находится рядом. Они должны знать. Если не все подробности, то хотя бы главное. Чтобы быть готовыми. Или, по крайней мере, не сильно удивляться развитию событий.

— Ты когда возвращаться собираешься?

О, меня ещё удостаивают беседы? Неожиданно.

А вопрос хороший. И очень вовремя прозвучал. Но судя по тону голоса, Полли что-то беспокоит, и это снова нехорошо. Это надо исправить.

Значит, сроки?

— У тебя ещё есть время, чтобы подать рапорт о переводе.

Ну правда же. Пока не принято решение о переназначении пар, можно воспользоваться образовавшимся люфтом к своей выгоде. Тем более, Портеру больше не надо быть ко мне привязанным, так что…

Вот зачем тыкать кулаком в плечо, только-только переставшее ныть?

— Хорош уже дурковать!

А я серьезно. Мои личные проблемы не должны мешать жить и здравствовать кому-то ещё. Тем более…

— Следствие же идет.

— Э… Кэтлин тебе ещё не сказала?

А когда бы она могла это сделать? Вчера днем её вроде больше интересовало моё здоровье. А потом вдруг подвело собственное.

— Мы не разговаривали.

— Она не то, чтобы точно в курсе. Но ей сказала её знакомая, той — подруга, подруге — сокурсница, сокурснице… Какая-то у них нереально запутанная цепочка, зато ведущая прямиком в следственное управление. В общем, смысл в том, что все завязло. И со дня на день дело закроют.