Шрифт:
Аварийный свет и звуки вернулись в шлем одновременно, и сразу после зуммера, доложившего о штатной готовности оборудования, по ушам начало ездить монотонное:
— Пёс-8, Пёс-8, ответьте базе.
Или у диспетчеров от рождения стальные нервы, или они быстро учатся убирать из голоса любые эмоции. Вроде и правильно, и для здоровья полезнее, а все равно как-то обидно сразу после, можно сказать, воскрешения, натыкаться на равнодушное:
— Пёс-8, Пёс-8, ответьте базе.
— База, это Пёс-8. Вас слышу.
Пауза. Не хотелось бы думать, что от неприятного удивления.
— Пёс-8, статус?
— Три такта после компресса.
— Мобильность?
— В пределах нормы.
Ближе к нижней границе, если совсем уж честно.
— Обеспечение?
— Только коммуникатор.
Ещё одна пауза.
— Снаряжение?
— Утрачено на три четверти.
— Обстановка?
— Вероятность прямого контакта.
— Расчетное время?
Да в любую минуту, бл!
— Расчетное время? — все на той же ноте повторили в наушнике.
Я попробовал прислушаться к шагам на лестнице. Вроде не сильно торопятся.
— В пределах пяти минут.
— Ждите.
Чего? Контакта? Ах, простите, это я должен ждать высочайшего решения о том, что со мной делать. Но ждать можно и на ходу, а с глухих ярусов лучше убраться, как можно раньше.
Попытка подняться на ноги подтвердила негативные предположения насчет ребер обвеса, зато с тактом я ошибся уже в свою пользу, а не наоборот: пошел четвертый, тот, который уже без особых сбоев организма. Правда, ощущение, что тебя совсем недавно отжали, как насадку для швабры, никуда не делось.
На полу какое-то дерьмо хрустит при малейшем перемещении. Уф-ф, хоть лестница чуть почище, потому что продувается. И мне даже удалось одолеть целый пролет прежде, чем в уши ворвались вопли:
— Эйчи?!
— А вы уже на венок скинулись?
— Живой!
— Условно.
— Ты на каком ярусе? — спросила Анита.
— Почти шестнадцатый.
— С двадцать первого смогу тебя забрать.
Если от меня что-то останется.
— Эйчи, ты там вообще…
О чем хотел спросить Полли, я так и не узнал, потому что коммуникатор отдал приоритет голосу базы:
— Пёс-8, прием. Вам подтверждена эвакуация. Повторяю…
А шаги все ближе. Уже с тенями. Так я ничего не успею.
— Запрашиваю прямую поддержку.
— Пёс-8…
— Запрашиваю прямую поддержку!
Крохотная, но все же пауза.
— Ждите.
Да жду я, жду. Пять ступенек. Одиннадцать. Двадцать две.
— Привет оловянным солдатикам.
От этого голоса у меня гарантированно встают дыбом все волоски на шее, сам не понимаю, почему. Вроде ничего особенно противного, голос как голос. Может, меня бесит её манера растягивать некоторые гласные?
— Запрашиваю поддержку, мэм.
— Как неожиданно. Кто-то собирается обидеть нашего мальчика?
С тем, что все сонги — бездушные стервы, я смирился довольно давно и быстро, ещё в учебке. Но к их прелюдиям привыкнуть так и не смог.
Да, это они так настраиваются. Ловят мотив якобы. Ага, как же! Выпендреж, не более того. Все мотивы наперечет известны и высвечены сейчас перед Лахудрой на мониторе.
Да, ещё это их любимое: «Я одна, а вас много!».
— Мэм…
— О, мне тут говорят, что срочно. Да ещё с особыми обстоятельствами… Только не думай, что тебе повезло.
Мне сейчас и так очень плохо думается, а про везение я вообще…
Тварь! Ну какая же тварь, в самом деле!
Песня всегда падает на голову, как чугунная гиря, а на фоне компресса я с первых же нот едва не загремел по ступенькам вниз, ускоряя малоприятное развитие ситуации. Все, что заслуживало благодарности — это прояснившееся сознание и жжение возвращающихся ощущений.
— Смените трек, мэм.
— А этот чем плох?
Не знаю. Не могу подобрать слова даже. Но эффективность хромает, и я вместе с ней.
— Смените трек, мэм. Пожалуйста.
Она сделала вид, будто не услышала:
— Сейчас как раз мой любимый момент…
Пульсация за ушами подстегивает, заставляет ускориться, и тело вроде бы не против поработать, но рассинхрон почему-то только нарастает. Либо нужно тратить остатки сил, чтобы попадать в такт.
— Мэм…
Гундение под нос.
— Мэм, пожалуйста…
Никакого эффекта.
Восемнадцатый ярус. Мне и моим хвостам уже хорошо слышно друг друга, а скоро станет ещё и видно.