– На ваше усмотрение. Если Арни свободен, можно нанять его. Можете завтра утром присоединиться к нам, если сумеете к семи часам оказаться у слипа. По пути сделаем посадку в Сандвиге.

– Да, я забыл, в какое время живу! – хмыкнул Дефорж. – Ладно, еще подумаю.

В этот момент я заметил на верху лестницы Фогеля, Стрэттона и Сару Келсо. Фогель тоже увидел меня и что-то сказал спутникам. Улыбаясь, они направились в нашу сторону.

– У меня была весьма любопытная беседа с сержантом Симонсеном, мистер Мартин, – подойдя, заговорил Фогель. – Кажется, несмотря на все, у нас появился шанс.

– Это по-прежнему зависит от того, что мы увидим своими глазами, – остудил я его пыл, пока прибывшие рассаживались. – Даже если само озеро пригодно для посадки, нужна еще хорошая погода. Вчера, например, когда летал Арни Фассберг, там был такой туман, что он вообще не смог разглядеть поверхность воды.

– Это часто происходит? – поинтересовался Стрэттон.

– Постоянно, – кивнул я. – Даже летом. Град, дождь, туман, может и снежный буран налететь неизвестно откуда. А через час над вами снова такое голубое небо, что вы не верите своим глазам. Кстати, вы умеете ходить на лыжах?

– Я родился и вырос в Тирольских Альпах, в Австрии, – откликнулся Фогель. – И с пяти лет начал ходить в школу на лыжах. Мистер Стрэттон рассказывал, что его лыжная практика ограничена двумя зимними отпусками во Франции, но я уверен, что этого окажется более чем достаточно.

– Боюсь, не могу похвастаться тем же, – сказала Сара Келсо. – Но сержант Симонсен, кажется, полагает, что это не проблема.

– Насколько мне известно, вам предстоит развлечение по классу люкс, – заметил Дефорж. – Вас доставят туда без сучка без задоринки. Как насчет выпить?

К этому времени обстановка в зале стала довольно шумной. Публика толпилась на маленьком пространстве для танцев в центре зала, из темных углов доносились визги, там и здесь слышался звон бьющихся бокалов. Наде всем этим витали плотные клубы табачного дыма.

– До лондонского «Хилтона» далековато, – заметил Дефорж, наклоняясь к миссис Келсо. – Вы уверены, что еще не хотите перебраться в какое-нибудь другое место?

– О, я полагаю, у меня достаточно надежная защита, – ответила она. – Сказать по правде, мне здесь вполне нравится.

В следующее мгновение двери едва не сорвались с петель. На пороге показался Да Гама. За спиной теснилось полдюжины членов его команды. Он задержался в проеме – огромная фигура в твердом, как камень, пальто, из-под старой матерчатой кепки торчат черные жирные космы, на скуластом лице сверкают маленькие поросячьи глазки Его темная кожа всегда наводила меня на мысль, что среди его предков затесались цветные.

Музыкальный автомат продолжал играть, но в зале наступило мгновенное затишье. Да Гама что-то бросил через плечо одному из своих спутников и громко заржал. Почему-то это сняло всеобщее напряжение. Шум голосов возобновился. Он напрямик двинулся к бару, рассекая толпу. Все расступались перед ним.

Дефорж выпил и налил себе снова.

– Стало быть, это тот самый Да Гама? Судя по внешности, мозгов у него как у курицы.

– Вы лучше посмотрите на его мослы, – заметил я. – Он любому может сломать руку, как трухлявую палку.

Странно, но сильнее всех отреагировал на португальца Стрэттон. Лицо его побелело, в глазах появился необычный блеск. Я обратил внимание, что руки его лежали на краю стола и что он до сих пор не снял дорогих, из мягкой черной кожи перчаток. В этом было что-то пугающее. Я окончательно понял, что мое первое впечатление о нем было не так уж далеко от истины. Женственность отнюдь не означает мягкости; такую ошибку люди часто совершают по отношению к гомосексуалистам. Вероятно, именно огромная мужская сила, исходящая от Да Гамы, так повлияла на него.

– Потрясающий мужчина, не правда ли? – воскликнула Сара Келсо.

– С какой стороны посмотреть, дорогая, – произнес Стрэттон, тщательно раскуривая турецкую сигарету. Перчаток он по-прежнему не снял. – Я лично весьма удивлен, что он способен ходить на задних лапах. Мне казалось, что человечество за последние полмиллиона лет должно было продвинуться чуть дальше в своем развитии.

В одном он был абсолютно прав – Да Гама был настоящим зверем. Бездушным, безмозглым, грубым, дико жестоким, отъявленным садистом. Однажды он буквально втоптал одного парня в грязь и, похоже, испытал по этому поводу не больше угрызений совести, чем обычный человек, случайно наступивший на муравья.

В глазах Дефоржа появился нездоровый блеск. Он опять налил себе порядочную дозу виски, выпил и хохотнул:

– Знаете, как говорят? Велика Федора, да дура!

– Это опасная тема, Джек, – откликнулся я. – Позвольте вам кое-что сообщить. Да Гама никогда не лезет первым; для этого у него есть другие. Поэтому он до сих пор ухитряется избежать тюрьмы. Он встревает на последней стадии. В июне он покалечил одного моряка в Готхобе, в прошлом месяце забил до полусмерти охотника в этом самом баре.