Максим так плотно сжимает зубы, что на его скулах выделились желваки. Он злится на то, что я веду с ним беседу?

— Если ты хочешь, чтобы я замолчала, скажи мне это.

— Ярослава, ты же знаешь, что за глупости, которые ты можешь вытворить на ужине, потянут за собой тяжелые последствия. Я не хочу с тобой ссориться.

Я сглотнула от серьезности его тона. Максим положил свою ладонь мне на коленку, из-за чего я поджала губы.

— В моей семье ценится покорность женщины. Не реагируй на провокации, держи себя в руках и будь той женщиной, которая является Ярославой Гордеевой, а не взбалмошной Соколовской, — я смотрю на своего мужа, который меня подготавливает к встрече с его родителями и это отнюдь не мило.

Он просит моей сговорчивости. Я надеюсь те мысли, которые меня тревожат не сбудутся в реальности…

— Мне нужно притворяться? — насмешливо приподняв брови, спрашиваю я, на что Гордеев уничтожающе пронзил меня своим взглядом.

— Если мой отец будет недоволен, недовольным буду я. Как думаешь, что для тебя лучше? — Максим внимательно проследил за тем, как я отвела глаза в сторону.

Он отлично знает, что мне не всегда удается быть манерной и уж тем более послушной, как бы я ни старалась.

Когда Гордеев ведет меня в ресторан, он целый вечер злится и стучит пальцами по столу, едва не шкрябая поверхность ногтями от ярости. Его всегда и всё раздражает: он заставляет меня держать спину ровнее, брать правильный прибор для деликатеса, поддерживать разговор любезностью и сдержанно реагировать на его придирки.

Я обычная девушка, и, возможно, путаю куда и какую вилку засунуть из предложенных нескольких блюд, но точно не буду вести себя, как необразованная деревенщина. Наверное!

— Я постараюсь, чтобы ты остался довольным, — прошептала я.

Максим наклоняется, подхватывает мою руку и целует пальцы, крепко сжимая в своей ладони. В этом жесте ни грамма ласки, ни злобы. Он ведет себя, как муж после нескольких лет прожитых с женой, благодаря за понимание свершено ненужным, пустым поцелуем.

Дорога заняла от силы еще десять минут, когда Максим свернул с трассы, приближаясь к одному-единственному коттеджу в глуши. Вокруг ни души, а забор с высокими воротами и усиленной охраной по территории.

Невольно закралось чувство, что здесь есть какая-то женщина не по своей воле, как и я.

Когда машина останавливается, Максим выходит вместе с надзирателем и обходит машину, открывая дверцу с моей стороны, протягивая свою широкую ладонь. Я не спешу, рассматривая великолепное строение коттеджа, в который жутко не хочется заходить.

Теперь уже, когда я знакома с деньгами и наделенными властью людьми, не могу радоваться тому, в какую роскошь ведет меня Максим.

Даже моя минимальная меркантильность подохла от такого наплыва роскоши, отбивая желание быть Госпожой. Раньше, я бы не отказалась провести выходные в таком месте с услужливым официантом и заботливыми горничными. Раньше… Раньше я никому не была женой.

Какая-то слепая озлобленность продолжила ковыряться в моём сердце, которая грозила выйти из-под контроля.

Двери открываются раньше, чем мы к ним подступаем. На пороге мужчина, который приглашает нас в дом, забирает мой кардиган и показывает, куда нужно пройти жестом руки в белой перчатке. Максим тягуче-медленными шагами ступает по коридору, держа меня за руку.

Я замечаю несколько семейных фотографий на стене, но не успеваю их разглядеть, жутко разнервничавшись.

За первым углом скрывалась большая светлая столовая, и я пораженно смотрю на женщину, которая моментально сорвалась с места, налетая на Максима, почти сбивая его с ног, целуя моего мужа в щеки и крепко обнимая за плечи.

Неужели это…

— Здравствуй, мама, — улыбка Максима искренняя, а его руки нежно поглаживают спину женщины, у которой на глаза неожиданно быстро накатились слезы.

Она выглядит невыносимо худенькой и хрупкой, дрожащими пальцами трогая своего сына за лицо и плечи, словно в недоверии того, что он стоит перед ней. Моё сердце сдавила жалость и некая растерянность.

Сколько же они не виделись?

— Мой дорогой сын… Ты хочешь разорвать моё сердце в клочья такими долгими разлуками! — она снова целует его. Максим с любовью принимает её объятия, слезы и поцелуи.

Я стою в стороне, и не решаюсь нарушить идиллию семейного воссоединения, осматривая огромный стол с накрытым ужином, тихих горничных в стороне и чуть дальше замечаю мужчину. Он поднялся с громоздкого резного стула.

Наши взгляды моментально встретились, после чего я почувствовала сплошной вихрь отрицательных эмоций. По моей коже бегут мурашки от такого взгляда мужчины, и мне друг становится плохо.

Я вижу в нём отражение Максима через несколько десятков лет, и никак не могу назвать его слабым или беспомощным. Наоборот, его возраст будто выковал каждую мужскую мышцу и характер.