— Рада знакомству, — ответила Синди.

А когда пришла в себя от шока — боже, у нее, оказывается, есть титул — ее блуждавший по комнате взгляд натолкнулся на что-то, напоминающее пианино.

— Не хотите чего-нибудь выпить? Может, кофе? — спросила Палма.

Джасинда, наблюдавшая за Синди, сразу же заметила, как та буквально замерла, стоило ей увидеть стоявшую в углу пианолу. Джасинда ничего не стала ей говорить, лишь постаралась скрыть от нее свою довольную улыбку.

— Давай я помогу тебе сварить кофе, сестренка, — она поднялась с дивана. — Я привезла тебе немного особой смеси Питталуге.

— Правда?! — взволнованно воскликнула Палма.

— Да, и Синди еще ни разу ее не пробовала. Синди, мы оставим тебя на пару минут. Не стесняйся, чувствуй себя как дома, — сообщив, что это дом ее сестры, Джасинда взяла Палму за руку и направилась с ней на кухню.

* * *

— Джасинда, что, во имя предков, происходит? — спросила ее сестра, как только они оказались вне зоны слышимости. — Ты заявляешься ко мне, не позвонив заранее.

— Разве я не могу навестить свою сестренку, когда захочется? — Джасинда с трудом сдерживала улыбку.

— Конечно, можешь! И ты прекрасно это знаешь! Не пытайся увильнуть от ответа. Мало того, что ты появляешься с бухты-барахты, так еще приводишь с собой недавно прибывшую в нам невестку королевы. Ту, о которой все шепчутся, что она едва на ладан дышит. Ту, к которой никого не подпускают на пушечный выстрел. А ты привела ее сюда? Без королевской стражи?

— Серьезно? Ей не разрешают ни с кем видеться? — Джасинда нахмурилась при упоминании о королевских гвардейцах.

— Только с доверенным персоналом дворца, вроде Хавьеры. А ты знаешь, какие они неразговорчивые.

— Это точно.

— И как же тебе удалось вывести ее из дворца? Нет, постой, лучше спрошу, что ты там делала?

— Причина, по которой я там оказалась, может пока подождать, — Джасинда подняла палец, не позволяя сестре перебить себя. — Серьезно, чуть позже я тебе все объясню. А сейчас мы поговорим о Синди.

— О Синди? А что с ней не так?

— С ней все в порядке. Просто она тяжелее других переносит адаптацию, ведь ей столько пришлось пережить. Палма, — Джасинда посмотрела сестре в глаза, — это самая необыкновенная женщина из всех знакомых мне. То, с чем ей пришлось столкнуться… тот образ жизни, который она вела на Земле… Я хочу, чтобы на Кориниане у нее была не менее интересная и насыщенная жизнь. Поэтому мне нужна твоя помощь.

— Моя?! — испуганно пискнула Палма. — А чем я могу ей помочь?

— Палма, — стоило Джасинде заговорить, как обе женщины услышали извлекаемые из пианолы робкие звуки, напоминающие знакомство с новым инструментом.

Постепенно — набрав силу и приобретя уверенность — они превратились в чарующую слух мелодию.

— Она…

— Музыкант. Артистка. Певица.

— Так вот кем она была на Земле? — Палма выглядела потрясенной.

— Да, но она думает, что на Кориниане не сможет этим заниматься. Ей кажется, что здесь ей просто не найдется места. Поэтому я и привела ее к тебе.

— А она хороша в… — не успела Палма договорить, как к издаваемым пианолой звукам присоединился проникновенный мелодичный голос.

Обе женщины замерли.

И, тут же забыв про кофе, полностью растворились в чарующей музыке.

Что побудило их побыстрее вернуться в гостиную.

* * *

Синди не могла оторвать глаз от спрятавшегося в углу комнаты музыкального, по ее предположению, инструмента. Было очевидно, что им довольно часто пользуются и обращаются с любовью. А сейчас он буквально взывал к ней.

Поднявшись с дивана, Синди подошла ближе и увидела, что инструмент очень похож — вплоть до черно-белых клавиш — на фортепиано. Ей захотелось узнать: может, он и звучит точно также. Присев на стоявший перед ним стул и пробежав пальцами по клавиатуре, она счастливо улыбнулась.

Звук был таким же.

Удивительно!

Ее пальцы автоматически заиграли давно знакомую песню, и ее губы непроизвольно расплылись в улыбке. Когда мелодия закончилась, она, заиграв ее вновь, стала нерешительно подпевать слова, словно пробуя их на вкус и пытаясь решить для себя: способна ли она еще петь.

К своему облегчению Синди обнаружила, что ее голос стал более насыщенным, более глубоким и более зрелым, чем в последний раз, когда она пела эту песню. Она вдруг поняла, что никогда не исполняла ее должным образом. О, она считала, что ей понятен ее смысл. Думала, что понимает слова, отражающие боль собственной беспомощности. Просто тогда она была еще ребенком. Ребенком, не знавшим жизни и не сталкивающимся с трагическими ситуациями, что встречаются людям на жизненном пути. Теперь же, пережив все это, Синди вкладывала в песню всю душу. В ее голосе звучала такая непоколебимая убежденность, которой у нее прежде никогда не было.