Шрифт:
А изгиб площади приобретал между тем всё более и более диковинный вид. Ближайшее к Ларе острие пентаграммы – с которого совсем недавно стекались к ней призраки – тоже изогнулось внутрь, обратившись в подобие остроносой индейской лодки-каноэ. И после этого словно бы некий невидимый великан стал сетью затягивать в эту лодку призраков коммунизма, как если бы они были мелкой рыбешкой.
Бледные сущности волочились по земле, повторяя движения невидимой сети, хоть кое-кто и пытался уклониться от вылавливания – мотнуться вбок. Но сеть эта явно была прочной и мелкоячеистой: их всех швыряло в изогнувшийся лодкой луч пентаграммы и придавливало к нему, так что они замирали там неподвижно.
И тут – благодаря тому, что сведенборгийские духи перестали перекрывать ей обзор – Лара уразумела, что происходит. Чуть поодаль, у подножия холма, стоял Николай Скрябин. И, не отрываясь, глядел на площадь-звезду: на тот её конец, куда затягивало агрессивных призраков. Даже с такого расстояния девушка заметила: светло-зеленая радужка глаз Николая почти полностью почернела. Когда он применял свой дар телекинеза, загадочным образом расширялись иссиня-черные крапинки, окружавшие его зрачки.
«Но этого не может быть! – подумала Лара. – Ведь Коля никогда не мог воздействовать так на людей!»
Однако здешние обитатели явно были уже не вполне люди. А дар Николая Скрябина в этом месте не просто усилился – он возрос в десятки раз.
Тут и Михаил Андреевич перестал махать своей оглоблей – заметил, что происходит. Причем не выказал ни удивления, ни оторопи.
– Бежать надо! – закричал он. – Долго он их так не продержит!
И, отзываясь на его слова, Скрябин громко произнес:
– Бегите – я следом за вами!
Он так и не отвел взгляда от сонмища призраков, превращенных им в подобие груды мусора.
– Ну, уж нет! – крикнула Лара, и голос её обрел на миг прежнюю звонкость. – Или – с тобой вместе, или – никак! Выбирай сам!
Глава 20. Византийская реликвия
22 июля 1939 года. Другая суббота в другой Москве
Скрябин уже имел возможность убедиться, что спорить с Ларой – бессмысленно, только время впустую потратишь. Если он и знал человека, еще более упрямого, чем он сам, то это была она: Лариса Рязанцева, в их Москве – сотрудница Библиотеки имени Ленина, а здесь – призрак среди местных обитателей. Как и он сам, надо полагать. Так что Николай стал медленно отступать к холму, на котором находилась Лара. И не отводил при этом глаз от сметаемой им толпы.
Девушка побежала к нему, вниз по склону холма, и схватила его за свободную левую руку. В правой руке Николай по-прежнему сжимал уши Фесора, который волочился за ним по траве притворно безжизненной тушкой.
– Ты поймал здесь кролика – такого громадного? – изумилась Лара, но тут же сама себя и поправила – ведь именно она отыскала ту статью в словаре Колена де Планси: – Хотя нет, какой там кролик!
«Только имя его не произноси!» – хотел предостеречь её Николай. Но не успел.
– Это же Фесор! – воскликнула девушка. – И, надо думать, Газиэль тоже где-то поблизости?
И, словно отвечая на её вопрос, демон-обезьяна тут же возник из воздуха. Причем встал именно так, чтобы перекрыть Скрябину обзор: между ним и теми сведенборгийскими духами, которых Николай спроваживал обратно на площадь. И призрачный конгломерат тут же начал распадаться.
– Итак, – произнес демон-обезьяна, тоже говоривший голосом вполне человеческим, как и его так называемый брат, – девица, относительно которой мы заключили договор, находится подле тебя! Теперь твоя очередь исполнять обещанное. Ты обязан отпустить моего брата! Немедля!
Николай почувствовал, как дернулась рука Лары в его ладони. Девушка явно уразумела, что сделала что-то неправильное. А между тем призраки, отброшенные Скрябиным, очень быстро начали возвращать себе утраченные позиции. И сама пятиугольная площадь приходила уже в свое исходное состояние: её пальцы разгибались.
А демон-кролик Фесор, до этого изображавший кончину, задергал ушами, которые не отпускал Николай.
– Товарищ Скрябин! – прокричал инженер Хомяков. – Поторопитесь!
Бывший сосед Скрябина видел то же самое, что и сам Николай. И понимал: повторную атаку призраков отразить они вряд ли сумеют. Теперь злобное шевеление охватило уже не только духов советской эпохи. Все не упокоенные сущности, потревоженные вмешательством Скрябина, жаждали поквитаться с ним за это.
И Николай принял решение: за уши рванул Фесора с земли и швырнул прямо в обезьянью башку его названного брата. Мнимый кролик непроизвольно выбросил вперед лапы и повис на кишащих насекомыми космах Газиэля – вцепился в них когтями.
Демон-обезьяна взвыл и сделал именно то, чего ожидал Николай: схватил своего брата обеими руками и стал отдирать от себя. А сам Скрябин, резко отпрянув, сумел на несколько мгновений восстановить контроль над разъяренными призраками, которые уже почти прихлынули к травянистому холму. Старший лейтенант госбезопасности не вернул их на прежнее место – на площадь-звезду. На это у него просто не было времени. Он всего лишь затормозил их – ненадолго.