– Да и я бы на вашем месте наверняка чувствовал нечто подобное. Однако люди, покинувшие мир живых, часто сохраняют огромный потенциал мщения. – Николай подразумевал и Ганну Василевскую, но сейчас вел речь не о ней. – А души невинных жертв только потому и застряли здесь, что их удерживал неутоленный гнев.

– Так вы отыскали лошадников, убитых Комаровым в вашей Москве? – Михаил Андреевич Достоевский впервые глянул на Скрябина с нескрываемым уважением – почти с восхищением. – И с их помощью пленили его?

– Я и выманил Василия Комарова из его убежища тоже с их помощью.

При жизни душегуб всегда выбирал своими жертвами тех, кто уже изрядно набрался или же готов был угоститься в компании с ним. Он явно не рассчитывал одолеть тех людей, чьи рефлексы не были приторможены алкоголем. А такие, как Комаров – Скрябин помнил это по прослушанному в университете курсу криминалистики – свои привычки не меняют почти никогда.

– Выходит, – проговорила Лара, – те четверо – они теперь отсюда ушли?

– Перешли, да, – кивнул Скрябин. – У них не осталось тут неоконченных дел. Однако это не значит, – он повернулся к отставному лекарю, – что там, в нашей Москве, нам не понадобится ваш артефакт. Оттуда духам изгнанья осуществлять переход не в пример труднее.

Михаил Достоевский, не говоря ни слова, шагнул к своему письменному столу, отпер его верхний ящик и вытащил оттуда замшевый мешочек.

– Подойдите сюда! – позвал он Николая и, когда тот встал рядом с ним, велел: – Вытяните руку ладонью вверх!

Михаил Андреевич растянул узлы на замшевом мешочке и вытряхнул на ладонь своему гостю тускло блеснувший солид. После чего громко, раздельно произнес:

– Я, раб Божий Михаил, передаю тебе, раб Божий Николай, вещь сию – по доброй воле и без принуждения. Можешь употреблять её так, как ты сам пожелаешь. А если я и впрямь узнаю что-то, о чем захочу тебя предостеречь, то сделаю это – задним числом. Это не будет важно. Здесь, у нас, прошлое и будущее – одно и то же. Правда, напрямик я вряд ли смогу с тобой говорить. Таким, как я, подобное не под силу, даже если нам удаётся пробиться в ваш мир. Но ты ведь не дурак – сам смекнешь, в чем дело.

С этими словами он положил замшевый кошель поверх монеты. И солид с изображением императора Константина Великого будто сам собой запрыгнул в него.

– Однако погодите радоваться, – сказал отставной лекарь, когда Николай Скрябин опустил мешочек с бесценной реликвией во внутренний карман своего пиджака – но не в тот, где лежал брегет. – Я должен вам кое в чем признаться.

Николай совсем не счел добрым знаком, что Михаил Андреевич снова перешёл с ним на «вы». И, когда тот сделал своё признание, почти и не удивился.

23 июля 1939 года. Другое воскресенье

Лара знала, на каких условиях братья-демоны пообещали удерживать шаболовского душегуба в преисподней. И слова отставного лекаря ужаснули девушку. А инженер Хомяков пришел просто в неописуемую ярость – даже занес кулаки над головой Михаила Достоевского. И лишь Николай Скрябин воспринял прозвучавшее признание спокойно.

– Я сразу понял, – сказал он, – что от солида вы сами хотели избавиться. А тут еще вы увидели шанс: заодно сплавить отсюда Василия Комарова. И я подозревал, что прежний владелец монеты уже ушел из этого места в горний мир – так что ничем помочь нам не сможет. Подобные реликвии не даются в руки кому попало. Ведь монету вам отдал ваш сын Федор? Думаю, он пробыл здесь недолго – хотел только примириться с вами.

Бывший лекарь от Николая резко отпрянул.

– Как вы узнали?

– Спасенный вами пациент не стал бы делать вам такие подарки уже после своей смерти. Ведь ясно же: ценность прежней жизни для здешних обитателей ничтожна.

«Не просто ничтожна, – подумала Лара. – Она вообще не имеет для них никакого значения». Уж она-то теперь хорошо это понимала.

– Но как же ты тогда исполнишь условие этого существа – Анаразеля? – спросила она и тут же прибавила торопливо: – То есть, я хотела сказать: как же мы тогда выберемся отсюда?

Николай Скрябин глянул на неё и недоуменно и даже с легким беспокойством. Но потом, должно быть, решил: ему что-то примерещилось. И ответил спокойно, без тени сомнений:

– Я знаю того, кто может нам помочь. Уверен: он не откажет нам. Но мы должны поторопиться.

И он, в который уже раз достав из кармана пиджака брегет на цепочке, сверился со временем.

Николай Скрябин не ощущал особой неприязни к отставному лекарю. Но всё-таки порадовался, что тот не стал провожать их с Ларой к выходу из больничного парка – остался в своем флигеле. Зато с ними пошел инженер Хомяков – разумеется, вместе с Диком, который снова обрел своего прежнего хозяина. Но все они шли, понурившись – даже пес инженера. И, когда они остановились возле распахнутых чугунных ворот парка, Скрябин ощутил болезненную сдавленность около сердца. Он даже и не думал, что ему так нелегко будет прощаться с бывшим соседом, которого он едва знал в настоящей Москве. Да и Лара выглядела грустной – наверняка из-за расставания со своим питомцем, хотя хозяйкой его она пробыла совсем недолго.