Он продвигался с трудом, продирался сквозь заросли, плотные кусты, видел только на ярд вперед и вдруг вышел на новую поляну. Она тянулась и тянулась. За ним по пятам, он слышал, шел Хупер. Но оба теперь уже двигались по законам леса, почти бесшумно.

Когда они вломились в непролазную гущу шиповника, сразу зацепились за него и встали, чтобы отцепиться, Киншоу услышал тот звук. Звук был странный – не то хрюканье, не то ржанье и все же что-то другое. Киншоу замер. Хупер, сзади, сделал еще несколько шагав и тоже замер, совсем рядом.» Он дышал прямо на Киншоу. Ржанье повторилось, и тотчас хрустнула ветка.

– Что это?

Киншоу повернул голову и увидел лицо Хупера. Зубы у него были крупные, в щербинках, и между двумя передними щель. Над верхней губой выступили капельки пота. Киншоу подумал: «Он настоящий, он сделан из того же, что и все». Он как-то успокоился от того, что Хупер рядом и от него пахнет обычным человеческим запахом. Господи, да что он ему сделает?

– Шум какой-то. Тут кто-то есть.

– Кто?

– А я откуда знаю?

– Не человек, люди так не шумят.

– Ага.

– А теперь тихо.

– Ушел, наверное.

Опять заскрипели сучья, и тут они услышали тихие, тяжелые шаги в прелой листве за кустами.

– Пойди посмотри.

– Может, это...

– Кто?

– Не знаю.

– Пойди посмотри.

Оба затаились.

– Испугался!

– А сам-то?

– Дурак.

– А чего же тогда посмотреть не можешь?

– Я первый сказал – пойди посмотри. Ну!

Они шептались. Минуту спустя Киншоу шагнул вперед; он осторожно раздвигал ветки, потому что не знал, что он сейчас увидит. Ему мерещились блестящие глаза, нацеленные копья. Лес весь замер, напрягся, что-то им готовил. Киншоу вспомнил диких кабанов, он про них читал, они рыщут в чащах, а охотники их подстерегают, и бросаются на них, и вонзают ножи им в горло, и в глаза, и в сердце. Бывают еще дикие боровы, грязные, вонючие. Снова раздалось ржание, Он опять осторожно шагнул.

Он увидел поляну и солнечный свет, а прямо напротив, между двумя стволами, стоял олень. Он был песочного цвета и весь дрожал, а глаза были громадные и блестели. Киншоу понял, что олень ужасно перепугался, больше даже, чем он сам. Он скользнул назад, в кусты.

– Это олень.

– Какой?

– Не знаю. Обыкновенный. Рога такие кудрявые.

– Ветвистые, балда.

– Ага.

– Я в жизни их не видел.

– Ну да? А в зоопарке?

– Я там в жизни не был.

Киншоу от удивленья даже присвистнул. Вот уж он не ожидал, что хоть в чем-то переплюнет Хупера.

– Что же делать?

– Да ничего. Не тронет он нас.

– Ладно, лучше пошли отсюда, – сказал Хупер.

Киншоу отступил в сторону. Он вспомнил, что Хупер ему вообще не нужен. Хупер отпихнул его и прошел вперед. Ветки тут же сомкнулись и почти скрыли его из виду. Киншоу на секунду показалось, что он опять один. Олень снова подал голос.

– Чего это он? – шепнул Хупер из-за кустов.

– Боится, наверное. Может, других предупреждает.

– Думаешь, их тут много?

– Не знаю. Я думал, это ты все про все знаешь.

– Заткнись.

– Они поодиночке не водятся, это каждый дурак знает.

– Ага. Пошли за ним, Киншоу, может, мы тыщи их увидим, а? Мало ли что мы еще увидим!

Киншоу услышал, как Хупер шумно шагнул и олень, убегая, захрустел кустами. Киншоу вышел на поляну. Тут же впереди, за деревьями, мелькнул лисий хвост.

– Пошли, – сказал Хупер.

Киншоу за ним пошел. Они прошли под дубами, где раньше стоял олень, и углубились в чащу.

Скоро Хупер сказал:

– Тише ты. Надо тихонько подкрадываться. Охотники всегда тихонько.

– Какие, мы охотники.

– А почему? Ты же хочешь его выследить? А будешь так хрустеть, ничего не увидишь.

Киншоу промолчал. Он бесился, что опять Хупер командует, вышел вперед и рассказывает ему, что он должен делать. Распоряжается. Зато он, кажется, здорово увлекся оленем и не собирался гадить Киншоу. И то хорошо. Для него все было прогулка, приключенье, игрушки. Скоро, правда, Киншоу сам от него заразился. Хупер побежал по поляне, и он за ним, хотя шумели они так, что олень, конечно, умчался черт-те куда. Хупер как-то чудно скакал, прыгал, вдруг кидался вперед. Потом упал на четвереньки и пополз вокруг дерева.

– Мы охотники, – зашипел он. – Ни звука. Тут водятся дикие кабаны. И медведи.

– Они вместе не водятся, так не бывает.

– Ложись, ложись.

Киншоу пополз. Он обдирал коленки о сучья и можжевельник. Лес стал другой, листья отодвинулись вверх, а стволы наклонились. У Киншоу даже голова закружилась. Сладкий гнилой дух прели забирался между коленками и приставал к ладоням. Он видел несчетных букашек, пауков и блестящих жуков, они суетились среди прутьев. На прутьях был мох. На некоторых – розоватый и махристый, как водоросли. Он был скользкий и мокрый.