Я начал плавать с тех пор как научился ходить. И в тот момент, когда я стал подходить по всем критериям, мой отец записал меня на единственный вид спорта, который был достаточно достойным, чтобы соответствовать его требованиям. Гребля была выдающимся видом спорта. Спорт, за которым наблюдает элита, сидя на берегу во время солнечных лондонских дней, наслаждаясь игристым после соревнования.

— Гребем в Китай, да, приятель? — Уинстон, один из товарищей по команде, который сидел в моем ряду, подтолкнул меня ногой, пока мы продолжали без особых усилий грести по реке.

Выйдя из транса, в котором я был, не осознавая этого, оказалось, что я с остервенением греб куда-то.

— Заткнись, придурок.

— Ох, да ладно тебе. Тебе не нужно прилагать так много усилий, Фредерик, — засмеялся он, потеряв ритм, в котором мы гребли.

— Именно поэтому твоя семья ниже уровня, на котором мы все находимся. Такое отношение к делу никуда тебя не приведет.

Я услышал приглушенный раздраженный звук и на мгновение мне стало стыдно за себя. Вязкое огорчение, тянущееся по моим венам из-за этого двусмысленного комментария, грузом осело у меня внутри, пока не соскользнуло со спины. Это то, что я делаю. Мой метод для всего. Задирать, манипулировать, принижать… Я научился этому у лучших. Это будто моя вторая натура. Должно быть, теперь моя душа такая же черная, как и вулканический пепел.

Лодки доплыли до места назначения, и все расслабились, синхронно прекратив все эти яростные движения. Все мое тело горело, икры и бицепсы ревели от усилий, которые я прилагал. Но я чувствовал себя хорошо. Это будто катарсис, с помощью которого я высвобождаю все сдерживаемое внутри разочарование.

Эта неделя была чуть лучше, чем если бы я провел ее в аду. Все это домашнее задание, отец, дышащий в спину, накапливающиеся требования, возрастающие с каждым днем. От того, что я знаю о предательстве Беннета, с каждой секундой на душе становится все тяжелее и тяжелее, оно стучит у меня в висках, словно отбойный молоток. Видеть мельком Нору в коридоре, во дворе, когда она садится в машину… Я хотел снова приблизиться к ней, но мне нужно было, чтобы в этот раз она подошла ко мне сама. По своей инициативе.

Я не стал засиживаться, чтобы поговорить со своими товарищами по команде, с большинством из них я даже не хожу в одну школу. Кто-то из них уже учится в университете, а остальные в других частных школах, расположенных по всему Лондону. Я пошел к душевым, чтобы помыться одному до того, как сюда нагрянут все эти животные. Пока горячая мыльная вода стекала по моему прессу и все еще болящим бедрам, мои мысли вернулись к плану. К тому, который я начал разрабатывать несколько месяцев назад, чтобы раз и навсегда опозорить человека, который убил мою мать.

Если бы не мой отец, который когда-то был в сильном запое и спотыкался, словно раненое животное, я бы никогда не узнал, что моя мать умерла по какой-то другой причине кроме как наступившее для нее время. Сначала это были бессвязные речи. Он сидел в своем кабинете по ночам, а я, будучи еще ребенком, сидел у камина и играл с железной дорогой.

— Ее убили… Он забрал ее… Он заплатит за это…

Когда я стал взрослее, то понял, о чем были эти его обессиленные обличительные речи. Я понял, кто этот человек, который был ответственным за то, что моя мама была за рулем в ту ночь, когда она съехала с лондонского моста в реку десять лет назад.

Выбравшись их всех этих беспорядочных ужасных мыслей, я вытерся и переоделся. Мне нужно было успеть на самолет. И так вышло, что выходные в Париже были как раз тем, что мне сейчас было нужно.

Пол часа спустя я заехал на своем Астон Мартине на частную посадочную полосу, где меня уже ждал сверкающий белый самолет, ожидая, когда мы с друзьями поднимемся на борт.

— Как так выходит, что стоит мне купить машину, у тебя появляется новая и еще круче, чем у меня? — Эд хлопнул дверью своего красного «Феррари», который был слишком банальным для моего вкуса.

Когда стюард забрал мой багаж и отнес его в самолет, я встал рядом с Эдом и потрепал его по щеке, осознав, что сейчас у меня довольно хорошее настроение.

— Приятель, ты разве еще не осознал в какой реальности находишься?

— Пф, без разницы. Сегодня я собираюсь увидеться с французскими птичками и по крайней мере это облегчит мою боль. Нам лучше остановиться в квартире твоего отца. Это место чертовски крутое.

Его «боль», ага… Этот парень никогда не страдал за всю свою жизнь. Но и по многим параметрам взрослых я тоже не страдал.

— Хватит быть таким безнадежными придурком… Но да, мы остановимся там. А теперь садись в самолет.

Мы поднялись на борт. Эд уделил слишком много времени проверке хорошеньких стюардесс. Я хлопнул его по затылку, локтем подталкивая пройти дальше по салону. В поле зрения появились бежевые кожаные сидения и отполированный деревянный салон самолета. По правую сторону между кресел уже стоял заполненный бар. Вскоре, Кэтрин и остальные девушки со смехом поднялись на борт, притащив вслед за собой тошнотворный запах духов и слишком большие сумочки.