— Риторика меня не волнует. В какой стадии документ?

— Ратифицировали. Это было довольно легко. Получили пару испуганных запросов из лагерей Проекта, но документ прошел. Пожалуй, мы должны благодарить за это Бичера — из-за него всем вдруг показалось, что независимость то, что нам надо.

— Ничего мы ему не должны! Из-за него нас всех чуть не поубивали.

— То есть как?

— Потом скажу, сначала покончим с Декларацией. Я ведь там пообещал кое-что. Отправили ее?

— Прошлой ночью передали по радио в Чикаго. Ждать ответа пока еще рано. Дайте я тоже спрошу: у вас все прошло успешно?

— Да, — Макрей устало потер глаза, — мы можем остаться. Это была великая битва, Джейми, но победа осталась за мной. Они разрешили.

Марло встал и включил магнитофон.

— Может быть, запишем вас сразу на пленку, чтобы не возвращаться к этому?

Макрей отмахнулся.

— Нет. Мой официальный рапорт, каким бы он ни был, потребует самой тщательной редакции. Сейчас я попробую просто рассказать тебе обо всем. — Он помолчал в раздумье. — Джейми, сколько времени прошло с тех пор, как люди впервые высадились на Марсе? Больше пятидесяти земных лет, верно? Кажется, я больше узнал о марсианах за последние несколько часов, чем за все эти годы… И все же я ничего о них не знаю. Мы все думаем о них, как о людях, пытаемся поместить их в наши рамки. Но они не люди; они совершенно на нас не похожи.

Они совершали межпланетные полеты еще миллионы лет назад, — добавил доктор, — и отказались от них.

— Что-о? — сказал Марло.

— Да ничего. Неважно. Это только одно из многого, что я узнал из разговора со стариком — тем самым стариком, с которым говорил Джим. Кстати, Джим не знает, с кем ему довелось говорить, старик вовсе не марсианин.

— Минутку, а кто же он тогда?

— Ну, он, конечно, родился на Марсе, но это не марсианин в нашем с тобой понимании. По крайней мере, мне он таким не показался.

— Как он выглядит? Опишите его.

— Не могу, — пришел в замешательство Макрей. — Может, мы с Джимом видели каждый то, что он хотел. Оставим это. Виллис должен будет вернуться к марсианам, и довольно скоро.

— Жаль, — ответил Марло. — Джим будет против, но это не такая уж высокая цена, если марсиане так решили.

— Ничего ты не понимаешь, ничегошеньки. В Виллисе-то вся и загвоздка.

— Конечно, он имел отношение ко всей этой истории, — согласился Марло, — но почему загвоздка?

Макрей потер виски.

— Все очень сложно, не знаю, с чего и начать. Виллис очень много значит. Знаешь, Джейми, ты, безусловно, войдешь в историю как отец-основатель, но, между нами говоря, слава спасителя должна принадлежать Джиму. Исключительно Джиму и Виллису — любви Виллиса к Джиму и упрямой привязанности Джима к Виллису — обязаны колонисты своей жизнью. Если б не они, мы бы пошли на корм червям. Ультиматум, обязывающий нас убраться с планеты, — всего лишь уступка, сделанная ради Джима. Они собирались уничтожить нас.

Марло открыл рот.

— Но это невозможно! Марсиане не способны на такое!

— Еще как способны, — заверил его Макрей. — Они долго сомневались на наш счет. Намерение Бичера отправить Виллиса в зоосад переполнило чашу, но благодаря отношениям Джима и Виллиса она вновь вошла в берега. И марсиане пошли на компромисс.

— Не могу поверить, что марсиане могли бы так поступить, — возражал Марло, — и не понимаю, как бы они это сделали.

— А Бичер где? — озадачил его Макрей.

— Н-н-да.

— Вот и помолчи о том, что они могут и чего не могут. Мы о них ничего не знаем — ровно ничего.

— Не стану спорить. Но что это за тайна вокруг Джима и Виллиса? Что им так дался Виллис? В конце концов, он всего лишь попрыгунчик.

— Не думаю, что смогу разъяснить эту тайну, — сознался Макрей, — но кое-какие гипотезы на этот счет есть. Ты знаешь марсианское имя Виллиса? Знаешь, что оно означает?

— Я даже не знал, что у него есть имя.

— Оно означает: «Тот, на кого возлагаются надежды мира». Это о чем-нибудь тебе говорит?

— Видит Бог, ни о чем.

— Может быть, я плохо перевел. Может быть, лучше сказать «Подающий надежды» или просто «Надежда». Возможно, это лишь поэтическое значение имени, как и у нас. Возьмем мое имя, Дональд. Означает «Правитель мира». Тут мои родители промахнулись. А может, марсианам просто нравится давать попрыгунчикам цветистые имена. Я знал одного пекинеса, так его, не поверишь, звали «Великий чемпион Маньчжурии, принц Бельведерский». — Макрей вздрогнул. — А знаешь, что я вспомнил: в кругу семьи этого песика звали Виллис!