— Ты иди Феденька, куда шел. Пока есть на чем идти. — Ласково ответил Матвей Егорыч. — А ты куда, кстати?

— Воды хочу в колодце набрать. Жарко. Жажда замучала.

— Это ты молодец. Это ты хорошо придумал. И нам заодно принеси. — Дед Мотя сменил гнев на милость.

— Ага. Конечно! Я вам нанимался, что ли? Воды, пожрать, а потом на шею сядете. Кто вашу троицу не знает?

Федор промаршировал мимо нас, направляясь к ближайшему колодцу. Красиво шел. Гордо. Ровно пару метров. Потом вдруг резко взмахнул руками, матернулся и плюхнулся на задницу. При этом, он ещё вперёд на одной ноге проехал. Недалеко, но все же.

— О, мля... — Усмехнулся Матвей Егорыч. — Чистый фигурист. Вишь, какие пируэты пишет.

— Чего это он? — С умным видом поинтересовался Переросток.

Федька сидя на траве, продолжал материться. Только теперь адресно. Конкретно. Припоминая всех родственников местных коров. При этом, внимательно рассматривая свою обувь.

— Дык, похоже, в коровью лепешку наступил… Забрела, наверное, какая-то утром. Когда стадо выгоняли из деревни. Вот Федька и поскользнулся. — Сделал вывод дед Мотя. А потом громко крикнул. — Что такое, Феденька? Никак в родную стихию потянуло?

Именно в этот момент подул лёгкий ветерок и мы получили подтверждение слов Матвея Егорыча. Запах был характерный. Отелло молча зыркнул в нашу сторону, снял ботинок, а затем тщательно принялся тереть его о траву.

В этот момент меня реально осенило. Мысль пришла внезапно, но удивительно вовремя. Я понял, что надо сделать, чтоб команда Воробьевки проиграла матч.

— Андрюх… нам нужно коровье дерьмо. Много коровьего дерьма…

— Вот смотрю на вас, и мне уже страшно. А я в органах уйму лет. Думал, не напугать ничем. Прямо четкое ощущение, что три рецидивиста замышляют побег. Даже нет… Сначала ограбление, потом побег. Предчувствие какое-то нехорошее. Лютика, что ли, проверить…Или вообще спать не ложиться…— Голос Ефима Петровича прозвучал у нас за спиной, на приличном, правда, расстоянии. К счастью. Хотя, было это все равно неожиданно.

— Ой, да конечно! Не перегибай палку! — Матвей Егорыч сразу оглянулся, проверяя, насколько мы далеко друг от друга. — На кой черт нам твой Лютик? Одного раза хватило. Это вообще было… как там говорится… роковое стечение обстоятельств. Разобрались же. Станешь теперь Лютиком до конца жизни по глазам стегать? Я, между прочим, вообще рисковал жизнью. Вот так! И ещё… Знаешь поговорку? Кто старое помянет, тому глаз — вон.

— Если бы я твое старое припоминал, уже никаких глаз бы не хватило. Не то, что моих. Все село слепое ходило бы. Ты же, Матвей, не человек, а сплошное приключение. Жизнью он рисковал… Это как? Что от быка в свои под сраку лет по огородам бегал? — Участковый усмехнулся.

— Нет! Что в пруду стоял. Как цапля. А сом, кстати, чтоб ты понимал, правда водится. Вот так отгрыз бы мне что-нибудь важное.

— Что, Матвей? У тебя из важного только героическое прошлое. Но за твои бурным настоящим его очень плохо видно. Все. Заканчивайте посиделки. Домой пора. Устал я.

Участковый остановился возле школьного забора, На территорию не заходил. Наблюдал за нашей компанией со стороны.

Я так понимаю, подошёл он тихо, а значит, прекрасно заметил прения, которые активно шли между мной, Матвеем Егорычем и братцем. Это хорошо, что Ефим Петрович не подкрался ближе. Очень сильно удивился, если бы услышал тему споров.

Споры эти продолжались с обеда. Андрюха, сволочь такая, категорично отказывался участвовать в спасении родного села. А именно — собирать коровьи лепехи. Брат тоже, называется. Ладно я. Понять можно. Где навоз и где Жорик Милославский. Достаточно кормления кур, работы в огороде и всякой такой херни. Спасибо тебе, Господи, что никто этого никогда не узнает из моих прежних знакомых. По причине их отсутствия, пока ещё даже в проекте. Если Жорик Милославский, сгребающий лопатой дерьмо, это — нонсенс. То Денис Никонов шатающийся по свиному хлеву в галошах, или кормящий бешеных кур, или нарезающий круги от психованного быка по ночному селу — это просто постапокалипсис в чистом виде. Конец света. Отвечаю.

Но тем не менее, Андрюха упёрся, как баран. Я приводил кучу обоснований, насколько нам нужно, просто жизненно необходимо, к субботе обеспечить себя большим количеством того, что позволит команде Зеленух выиграть матч. Бесполезно. На каждый мой довод у него был один ответ. Типа, он, конечно, парень деревенский, и все понимает, но бегать по селу, подставляя коровам под хвост ведро, точно не собирается.

— Да как ты не вкуриваешь! — Горячился я. — Другого варианта нет. Ты не видел команду Воробьевки. А я видел. Там вполне себе нормальные игроки. И посмотри на наших! Калеки! Матвей Егорыч! Да скажите Вы ему!

Дед Мотя сидел рядом, между мной и братцем. По факту, мы с Андрюхой переругивались через его голову.

Закончив дела, устроились во дворе школы. Подложили под задницы старые газеты, чтоб уж не совсем на земле. Сегодняшние работы были выполнены, а участковый на тот момент ещё не явился.

— Что? Я вообще имею аллергию. — Невозмутимо заявил Егорыч.

У меня от злости чуть приступ бешенства не случился. Как положено, с капающей слюной. Издеваются, что ли?

— На коровье дерьмо? Аллергия на коровье дерьмо?! Серьезно?! — Я понимал, ещё немного, и начну их лупить чем-нибудь по голове. От избытка эмоций. — С хера ли? Вам сто лет в обед. Как Вы жили-то в деревне при таком диагнозе? А главное, кто Вам его поставил? Пчёлка Майя? В Зеленухах фельдшер и слова такого не знает, наверное.