Мы в его угодьях ходим тут по ночам, делишки свои темные творим. Он и разозлился. Вот так вот, Дениска. Явились по твою душу всё-таки. Слишком заигрался. И без того дали второй шанс, а я на святое посягнул. Пришло время расплачиваться.

Силуэт одну секунду стоял не шевелясь, а потом бахнул мне чем-то между лопаток. Очень, кстати, тяжёлым. Прям ощутимо бахнул. И снова грустно вздохнул.

Наверное, ему было жалко меня. А может, себя. Беспокоился, что придется потом убираться. Сейчас грохнет Жорика и получит головную боль в виде тела, которое куда-то нужно деть.

Какими бы крепкими не были ваши нервы, но когда на кладбище в полной тишине вас по спине лупит что-то вздыхающее и огромное, начинаешь верить не только в зомби, но и в то что стометровку можно пробежать менее чем за 5 секунд. Я пробежал.

Мчался так, что ветер свистел в ушах. Причем, когда за моей спиной в прошлый раз трусил Лютик, не было страшно. Присутствовало только понимание, надо валить, пока в задницу не впились бычьи рога. Сейчас же, точно казалось, что на кону не много, не мало, моя жизнь. Лучше уж рога в задницу. Честное слово. Это, хотя бы, лечится.

Преодолев большую часть расстояния, я понял, что бегу уже долго, а выхода с территории кладбища пока не видать. Походу, с перепугу, ношусь кругами. Остановился. Оглянулся. Никого. Только все те же черные тени погоста. Дыхание сбивалось. Воздуха не хватало. Так, блин, реально загнешься. Без всяких чертей. Я наклонился вперёд, уперевшись руками о колени, и попытался успокоится.

Сзади тяжело вздохнули. Да твою мать! И вот тут, от неожиданности, я заорал. Просто секунду назад никого же не было! В стороне, совсем рядом, тоже заорали. По-моему, это крикнул Матвей Егорыч. В моем воображении сразу сложилась картинка. За дедом тоже, наверное, гонится такая же страшная мутотень. А значит, их двое. А значит, с хрена я стою?

Стартанул с места, тупо ломанувшись вперёд. Где-то ведь должно закончится проклятое место. Рядом трещали кусты. Я искренне надеялся, что это — Матвей Егорыч сориентировался по моему крику, и теперь бежит по соседству. Короче, все происходящее сильно напоминало форменную панику.

Потому что, паника — это когда один знает в чём суть ужаса, а другие орут и бегут за компанию, будучи уверены, что орущий и бегущий рядом, точно уж в курсе ситуации.

Я рассчитывал на деда Мотю. Потому как точно знал, он на меня вряд ли может рассчитывать. В конце концов, кто из нас местный?

Мимо пронеслись деревья, деревенская улица. Я пересёк ее, не останавливаясь ни на секунду.

В домах, находившихся рядом с погостом, зажглись огоньки ламп. Причина для этого имелась конкретная. Следом за нашим с Матвеем Егорычем криком раздался ещё один. Женский. Нас то вряд ли было хорошо слышно. Деревенских разбудила надрывающаяся белугой баба. А главное, ей что орать? За ней никто не гонится.

Когда обогнул крайний дом и по бугру помчался вниз, туда, где начинался пруд, из соседних кустов выскочил дед Мотя.

— Ты чё кричишь, придурошный? — Спросил он на бегу.

Однако, скорости не сбавил и очень резво двигался рядом со мной, ноздря в ноздрю. Кстати, при этом, Матвей Егорыч выглядел гораздо менее уставшим, чем я. Бежал, как страус, высоко подкидывая колени.

— А Вы?

— А я решил, ты внимание отвлекаешь. Встретил кого-то. Или в мою сторону кто-то пошел. Вот ты и начал верещать. Ну и я закричал, чтоб сбить с толку.

— Да. Это был стратегический ход. Показалось мне, идёт кто-то. И ещё ногу подвернул. — Не мог я признаться Матвею Егорычу, что тупо испугался. Вот не мог и все. Засмеет. Потом будет при каждой возможности глумиться.

— Жорик… Показалось ему… Подвернул ногу. А орал так, будто тебе эту ногу оторвало к чертям собачьим. Там вон Нинка, похоже, теперь тоже надрывается. С ее двора вроде доносилось. Сейчас начнется… эта… Ну… — Он щёлкнул в воздухе пальцами, пытаясь вспомнить слово.

— Варфоломеевская ночь. — Подсказал я Егорычу.

— Ага. Она. Да сворачивай ты к пруду. Там — дамба впереди. Куда прешь? Ох, сейчас и Зинка моя объявится. Жопой чую. Свербит все. И пятка чешется. Точно появится. Давай к вашей бане. Туда надо успеть. Главное, чтоб нас со всей этой кутерьмой не связали. Иначе, мандец.

Кутерьма и правда понеслась по всему селу. Причем, набирая обороты. Как телега, которая, перескакивая с кочки на кочку, мчится по косогору в обрыв. Проснулись не только те, кто живёт возле кладбища, но и ближние к центру села дома. Потому что неведомая Нинка, а Матвей Егорыч уверил в итоге, точно она, продолжала голосить с подвыванием. Это какие же у бабы голосовые связки, что слыхать по всей деревне.

Вдалеке затарахтел мотоцикл.

— Ну, все…— Со знанием дела заявил дед Мотя, — Ефима подняли.