– Князь Ольг - друг и заединщик Дмитрея Московского. Они заключили меж собой договор: коль будет размирье с татарами, то быть им в союзе против татар...

"Наделает нам зла Кирдяпа!" - встревожился Иван Мирославич, вновь продираясь к хану сквозь плотное кольцо его свиты. Нукеры, разворачивая своих коней, загораживали дорогу, но Иван Мирославич то словом, то ловким маневром коня проторил дорожку к Тохтамышу.

– Всемилостивый царь!
– обратился он к Тохтамышу, - не все то, о чем сказал тебе князь Василий, - правда. В его словах больше кривды, чем правды!

– В чем его кривда?

– В том кривда, что князь Ольг Иванович, вступив в союз с Москвой, на самом деле не стал её заединщиком и отказал князю Дмитрею Московскому в помоге против тебя...

– Почему же тогда он сам не выехал навстречу мне?

– Лишь потому, что остерегается мести Москвы.

Тохтамыш перевел взыскующий взгляд на Кирдяпу. Тот, указав пальцем на Ивана Мирославича:

– Он говорит, что его господин опасается мести Москвы. А вот мой отец не побоялся мести и прислал меня и моего брата Семена на помогу тебе, царь. Вот почему я утверждаю, повелитель, что рязанский князь, в отличие от моего отца, великого князя Суздальского и Нижегородского, лукавит...

Теперь Тохтамыш взыскующе посмотрел на рязанского посольника. Что ответит на обвинения Кирдяпы этот бывший татарский мурза, а теперь первый из вельмож рязанского князя? Как он оправдает действия своего господина? И Иван Мирославич нашел нужные слова.

– Его отцу, князю Суздальскому и Нижегородскому, - сказал Иван Мирославич, - навряд ли грозит месть князя Московского. Ибо они - тесть и зять, родственники, а свой своему - друг поневоле...

Кирдяпа вспылил, ухватился за рукоять сабли, но рязанский посол был спокоен: знал, что хан не допустит драки. И верно: грозным движением черных, вразлет, бровей Тохтамыш предупредительно осадил не к месту вспылившего Кирдяпу. Будто и не думая выхватывать из ножен саблю, Кирдяпа отцепился от рукояти и провел рукой по поясу, как бы оправляя его.

Переехав Оку на тот берег и обратно, Родослав и Керим приблизились к хану.

– Твердое ли тут дно?
– осведомился Тохтамыш.

– Да, отец, - ответил Керим.
– Дно не топкое, песчаное, ровное. Мой конь ни разу не споткнулся, не оступился.

– В наших реках камней нет, - добавил Родослав.

По привычке Родослав посмотрел на Ивана Мирославича, молчаливо с ним советуясь: то ли он говорит или не то... Иван Мирославич одобрительно кивнул. Он радовался поведению княжича, за которого нес двойную ответственность - и как старший посол, и как его отец крестный...

Хан о чем-то задумался и вдруг спросил, обращаясь к Кериму:

– Я вижу, сын мой, рязанский коназич - твой новый приятель? Ты подружился с ним?

– Да, отец. Мы с Родославом подружились.

Хан опять задумался, и эти несколько секунд его раздумий вновь встревожили Ивана Мирославича. Ему казалось, что хан не случайно заговорил о Родославе, и мысли теперь его о нем, Роде. А какие могли быть помыслы хана в отношении рязанцев? Самые коварные.

К счастью, Тохтамыш повернулся к своим военачальникам и заговорил с ними о предстоящей завтрашней переправе через Оку.

На другой день, чуть свет, ордынское войско переправлялось через Оку. Тохтамыш с несколькими десятками нукеров стоял на пригорке - следил за переправой. Когда передовые отряды на рысях пошли вверх по реке - на Серпухов, хан обернулся, отыскал взглядом Ивана Мирославича и подозвал его к себе.

– Ты, Салахмир, - назвал его прежним татарским именем, - возвращайся со своим посольством в Рязань.

Иван Мирославич поспешно приложил руку ко лбу и к груди и поклонился, мысленно благодаря Бога за то, что, кажется, все обошлось благополучно. Но тут Тохтамыш остро взглянул на Родослава.

– А коназича оставь... (Иван Мирославич остолбенел: вот оно - ханское вероломство!). Да, оставь коназича при мне. Твой коназ Олег, как верно говорит суздальский Василий, - лукавый, хитрый коназ. Он хочет перехитрить меня, но у него не получится. Чтобы он не сотворил мне каких-нибудь козней, чтобы не надумал встать под рукуДмитрею Московскому, оставлю его сына при себе. Так-то!

Иван Мирославич взмолился:

– Государь всемилостивый и всемогущий! Поверь мне: мой господин Ольг Иванович не держит против тебя камня за пазухой! Он превыше всего ставит законность, а ты - законнейший царь, ибо в крови твоей кровь самого Чингисхана... Как я вернусь без Родослава домой? Возможно ль? Я за него головой отвечаю...

– Ты боишься за судьбу коназича, пока он со мной?
– с легким упреком сказал Тохтамыш.
– Ай-яй-яй!..

Иван Мирославич растерянно оглянулся на Родослава: тот, по-отцовски выпятив губу, держал сжатый кулак на луке седла.

Подал голос Керим:

– Отец, отпусти коназича Родослава...

С удивлением посмотрел Тохтамыш на сына.

– Разве тебе будет хуже, если коназич останется при моем дворе? Ты сам говорил - подружился с ним. Я наблюдал за ним на конских скачках и на воинских состязаниях - он крепкой выучки, и ты, Керим, сможешь у него кое-чему поучиться. Да и твоему другу небесполезно будет пребывание при мне...