— Ведь что такое самодержавие? — говорил Илья Ильич в незаполненную пустоту ученических голов. — Это ведь не монарх на троне. Самодержавие у нас в мозгу. Вот главное самодержавие, вот главный наш враг. Посмотрите, даже поговорку наш бедный народ какую придумал: если, мол, дурак, то значит без царя в голове. С трона-то царя сбросить можно, а ведь как его, проклятого, из головы вытравить? Вот в чем главный вопрос нашей истории, дорогие мои молодые друзья.

Молодые друзья хихикали, шушукались, обменивались тумаками, в общем, были весьма далеки от насущных проблем современной истории.

— Царя можно сбросить, — еще раз повторил Илья Ильич, — но этого мало. Важно каждому почувствовать себя человеком. А как почувствуешь, если существо народное помещено в центральную структуру? Ведь всякая центральная структура рождает самодержавие. Вот, к примеру, мы, провинциальные жители. Едва родившись, мы оказываемся гражданами второго сорта, нам, маленьким существам отдаленного северного края, на роду суждено подчиняться, а не командовать, давать, а не брать, мы, как зрители, вынуждены наблюдать драматические приключения столичной жизни. Разве это справедливо? Для чего, спрашивается, свергалось самодержавие? Уж не для смены ли столиц и самодержцев?

Казалось, Илья Ильич все это говорит больше для себя. Он в какой-то момент даже отвернулся от слушателей и подошел к окну. И там внизу, на выбеленной улице, заметил кавалькаду из трех черных машин. Надо сказать, во всей Заставе было всего три черных машины производства автомобильного завода имени пролетарского писателя и все они принадлежали трем отделам, размещавшимся в государственном доме. Илья Ильич замолчал и школьники, обнаружив учительское безмолвие, бросились к окнам и тоже с удивлением наблюдали приближавшуюся процессию.

Илья Ильич вспомнил — сегодня ему нужно явиться в государственный дом для дачи свидетельских показаний. Странно, думал Илья Ильич, повестка на три часа дня, а теперь еще и десяти нет… Что же произошло дальше? Не успели подъехать машины к школьному порогу, как навстречу высоким гостям с непокрытой головой выскочил директор школы. У него, не подавая руки, что-то спросили и через мгновение тот уже ворвался в класс на урок истории.

— Илья Ильич, на выход.

Учитель ожидал чего угодно, только не того, что случилось. Когда он вышел из класса, ему навстречу уже само шло высшее городское начальство.

— Здравствуйте, дорогой Илья Ильич, — лично поприветствовал Пригожина товарищ Романцев. — Разрешите засвидетельствовать искреннее почтение и нашу личную озабоченность в успехе эксперимента.

— Какого эксперимента? — поразился старый учитель.

— Понимаю, понимаю, секретный статус, — начальство начало оглядываться назад и шарить по толпе сопровождающих.

Те были одеты в одинаковые заграничные костюмы, по-видимому, закупленные одной партией для аппарата, и от этого как бы сливались в одно серое пятно. Наконец из пятна был выхвачен розовощекий молодец с коричневой кожаной папочкой под мышкой.

— Разрешите вручить, — товарищ Романцев протягивал Пригожину папку. Здесь некоторые сведения к вашему докладу, данные по району, некоторые, так сказать, показатели — по приросту, по надоям, и прочее. Да, — Романцев хлопнул себя по бокам, — и не забудьте переходящее знамя. Кстати, знамя вносить будем?

— Куда вносить? — теперь Илья Ильич уже насторожился.

— На набережную.

— Простите, не понял, — смущенно признался Илья Ильич.

У него закралась крамольная мысль: а в своем ли уме начальство?

— Хорошо, статус, понимаю. — Товарищ Романцев нагнулся к Пригожину и в самое ухо шепнул: — Всячески поддерживаю.

Когда первый начал шептаться с Пригожиным, директор школы, трудовик и физкультурник, окончательно побледнел и сейчас же схватился за сердце. Позже, когда уехало начальство, директора оживили искусственным дыханием.

Романцев перестал шептаться и до боли потряс пригожинскую руку. Из группы приближенных выделился еще один гражданин и попросил у обалдевшего учителя повестку. Илья Ильич покорно вынул ее и та исчезла навсегда во внутреннем кармане ответственного работника. Исчезла и вся делегация, словно она была наваждением, а не группой товарищей.

Еще долго Илья Ильич не мог прийти в себя. Что-то произошло. Уверенность в этом возросла, когда по пути домой у торгового центра он заметил толпу горожан, читающих объявление, приклеенное к бочке пива. Кое-как пробравшись сквозь читателей, он прочел текст, напечатанный на обычной пишущей машинке:

«Граждане Северной Заставы!

В связи с проведением важного секретного эксперимента в непосредственной близости от нашего города завтрашний день объявляется выходным. Торжественный митинг, посвященный открытию эксперимента, начнется в одиннадцать часов по местному времени. С приветственным словом выступит И.И.Пригожин.