— Ты диссидент, — выпалила Марта.

Шалопут заулыбался.

— Почему ты так решила? Ведь если ты имеешь в виду государственную границу, могла бы посчитать меня разведчиком. А что, это идея, будем считать меня разведчиком, — Шалопут загорелся. — Ведь я и в самом деле разведчик… разведчик человеческих дел, — мечтательно произнес Шалопут.

— Нет, ты не разведчик, ты диссидент, — настаивала Марта. — Ты посмотри, как ты живешь, ты же всю жизнь живешь как на вокзале. Конечно, все сходится, зачем тратиться на мебель, если все равно уезжать? Да что там мебель, посмотри, у тебя ничего нет. Нормальные люди в твоих условиях семьей обзаводятся, корни пускают, а ты? У тебя даже друзей нету. Один Чирвякин, и тот доходяга. Господи, как же я раньше не догадалась, ведь у тебя здесь ничего и никого нет…

— У меня есть ты, — не согласился Шалопут.

— Я не в счет, я дура, я влюбленная дура, бросаю семью, бросаю все, а ты? Ты чем жертвуешь? А-а, ты временщик, ты хочешь смыться, а нас тут оставить всех с носом. Господи, а я то думаю, чего он молчит, ни о работе, ни о чем ни слова. Перестань пускать свои дурацкие кольца… Ты обо мне подумал? А что, если ты бросишь меня, а я удавлюсь?

— Марта, ну ты тоже даешь, — Шалопут затушил сигарету и под обстрелом искрящихся гневом карих глаз пополз мириться.

— Не прикасайся ко мне, диссидентская рожа.

Шалопут в ответ лишь помотал головой.

— Ну скажи, что соврал.

— Насчет?

— Насчет заграницы.

— Соврал.

— Честно?

— Честно.

— Ну скажи еще что-нибудь, любимый.

— Что же я скажу?

— Марта.

— Марта.

Следующим утром Варфоломеев и Трофимов прибыли на Северную Заставу. Как и в прошлый раз, перед их приездом выпал обильный снег. Казалось, люди и природа решили использовать вторую попытку для взятия новой, невиданной доселе высоты. Правда, не все было точно как в прошлый раз. Теперь попутчики не разошлись сразу с перрона, но наоборот, вместе, нога в ногу пошли к государственному дому. Кстати, проходя мимо багажного вагона, один из попутчиков подал незаметный тайный знак низенькому коренастому человечку, который вел уже активные переговоры с двумя дюжими носильщиками.

Когда они вышли на площадь перед городским музеем, один спросил у другого:

— Сергей Петрович, ты зачем прошлый раз шагами площадь мерил?

Варфоломеев остановился и, слегка прищурившись, ответил:

— Не знаю, как тебе объяснить.

— Как-нибудь объясни.

— Ты смеяться будешь.

— Не буду, — заверил Константин.

— Понимаешь, это у меня привычка в детстве была — так, от нечего делать взять и что-нибудь обмерить, — Сергей Петрович смущенно опустил глаза.

— Обмерить? — удивился Константин. — Для чего?

— Да понимаешь, ни для чего, так просто, интересно почему-то было. Варфоломеев сделал паузу. — Наверное, от скуки.

— И сколько же у тебя получилось?

— Чего?

— Шагов.

— Хм, двести шестьдесят, кажется.

— Двести шестьдесят пять, — поправил Константин, и оба рассмеялись.

Потом Варфоломеев наметил план действий. Сначала они договорились пойти в государственный дом, а затем уже домой к Варфоломееву бросить чемоданы.

Время было раннее, и им пришлось несколько минут затратить, чтобы стуками в стеклянное окошечко разбудить дежурного милиционера. Тот, немало подивившись столь ранним посетителям горкома партии, строгим голосом потребовал документы. Документы произвели большое впечатление на постового. Вытянувшись, насколько позволяло натяжение костей и мышц, он преданно посмотрел в глаза посетителям.

— Вызовите, пожалуйста, первого секретаря горкома, — вежливо попросил Варфоломеев.

— Товарища Романцева? — все же позволил себе удивиться постовой.

— Да, пожалуйста.

Нужно сказать, просьба генерального удивила не только милиционера, но и на капитана Трофимова. Он толком не понимал, чего хочет товарищ секретный ученый, но решил до поры до времени, как они и условились еще в поезде, не вмешиваться в ход событий.

— Но я не имею права, — оправдывался постовой. — Только в экстренных случаях.

— Именно сейчас и есть экстренный случай, — Варфоломеев построже посмотрел на попутчика и вдруг подморгнул. — Соедините меня с товарищем Романцевым.

Через несколько минут вспотевший, побелевший и одновременно покрасневший постовой передал Варфоломееву черную эбонитовую трубку.

— Алло, Николай Александрович, здравствуйте, — бодренько послал он в трубку утреннее приветствие.

— Чего надо? — послышался голос потревоженного начальства.

— Говорит генеральный конструктор Сергеев.

Воцарилась напряженная тишина. Нужно было как-то помочь титаническому напряжению и Варфоломеев уточнил:

— Генеральный конструктор Секретного Объекта.

Товарищ Романцев громко ухнул в трубку. Он тут же вспомнил и свою скороспелую приветственную телеграмму центральному комитету в связи с постройкой телевышки, и последовавшую затем безжалостную выволочку за попытку рассекретить оборонные данные стратегического значения.

— Слушаю, товарищ Сергеев.

— Завтра, товарищ Романцев, в соответствии с решениями правительства будет произведено генеральное испытание в непосредственной близости от вверенного вам города.