Говард выглянул из-за полки, на которой квартировал полк древних щелкунчиков, и увидел, что женщина в пелерине склонилась над большим старинным сундуком. Мистер Пибоди светил ей, в то время как сама она ковырялась в замочной скважине парой отмычек.

«Что же вы ищете?»

Женщина в пелерине достала из сундука плюшевую рыбу, маленькую заводную карусель, носатую маску с длиннющей улыбкой и наконец извлекла прямоугольный деревянный короб с резной крышкой.

– Это она… – прошептала незнакомка, и Говард увидел, как ее руки задрожали. – Я уверена, мистер Пибоди. Видите шильду? Что на ней выгравировано? Верно: «Коллоди». А значит, это она.

«Что? Коллоди? Я уже слышал это имя… Вот только где?»

Говард вытянул шею, пытаясь разглядеть странный предмет в руках женщины получше. Он не рассчитал и задел плечом стеллаж. Один из стоявших на нем щелкунчиков покачнулся и стукнул другого. А тот – следующего. И всего за миг деревянные челюсти игрушечных солдат начали дробно отстукивать.

Говард застыл и воскликнул:

– Ой!

Снеговик и его спутница уставились на него. Женщина в пелерине гневно прищурилась.

– Подглядывать нехорошо, – сказала она. – Как и подслушивать. Что ты слышал, коротышка?

Говард не ответил, развернулся на каблуках и ринулся прочь. Врезаясь в полки и ящики с игрушками, он побежал к выходу из лавки. За спиной раздавался топот преследователей.

Оказавшись возле двери, Говард схватился за ручку, повернул ее. Распахнул дверь и…

Тут его нагнали.

Женщина в пелерине ухватила Говарда за пиджачок. Он извернулся и ткнул ее своим острым носом.

– Ах ты мелкая дрянь!

Она разжала руку, и, освободившись от хватки, Говард рванул прочь из «Тио-Тио». Оказавшись на улице, он припустил в сторону старой больницы.

Преследователи остановились у дверей, глядя вслед беглецу. Женщина в пелерине остановила уже ринувшегося было в погоню снеговика, достала из сумки снежок, прицелилась. Пару мгновений она выжидала, следя взглядом за отдаляющимся коротышкой, а затем размахнулась и… короткий свист… бам!

Сбив котелок, снежок врезался точно в деревянную голову. Говард рухнул в сугроб.

Мистер Пибоди сорвался с места и бросился к подстреленному беглецу. Подбежав, он ухватил его за нос и оторвал от земли. Кукла задергалась в вытянутой руке снеговика, кулачки замельтешили по воздуху.

– Пусти, верзила! – завопил Говард. – Пусти мой нос, тебе говорят! Ты что, болван?! Я же человеческим языком говорю…

Он пытался вырваться, но в следующий миг сильные руки засунули его в мешок.

– Что?! – в ярости закричал Говард. – Меня?! В Мешок?! Я вас покусаю! Я вам отломаю носы! Выпустите! Выпустите меня! Я требую!

Но его требований никто не слушал.

– Моя шляпа! Верните мою шляпу!

Мешок на миг раскрылся, и внутрь засунули котелок Говарда. После чего куклу окутала темнота.

– Попался, – раздался голос женщины в пелерине. – Будешь знать, как подглядывать за Зои Гримм!

Мешок с Говардом внутри взгромоздили на плечо и куда-то понесли.

– Выпустите! – в отчаянии скулил Говард. – Я никому ничего не скажу!

Но, разумеется, ему никто не поверил.

***

Ох, уж эти глупые дети!

На что они рассчитывали? На то, что, если они оставят для него на карнизе окна или у дверей туфлю, полную конфет, то таким образом они его задобрят? Глупые дети с их глупыми традициями… Разве они не слышали, разве не знают, что ни Крампус, ни гоблины из его свиты не едят конфеты? Крампус и его слуги едят детей…

Из-за стены раздавалось приглушенное ворчание радиофора. Аудиодрама была в самом разгаре: бабушка главных героев как раз запугивала своих внуков жуткими рассказами о стылой заснеженной чаще.

Зои Гримм не было дела ни до страхов детей из аудиодрамы, ни о тех жутких опасностях, что их подстерегали. Она ненавидела эту историю: отец часами напролет переслушивал «Мешок Крампуса», пытаясь обнаружить в детской пьеске запрятанный ключ, который, как он рассчитывал, приведет его к самому Крампусу. Зои знала «Мешок» наизусть, и ее воротило как от приторных героев и напускной жути чащи, так и от выеденной ложечкой морали: будь хорошим, будь честным и добрым.

Нет уж, она не будет ни хорошей, ни честной, ни доброй. Добрые люди в этом городе бедствуют и живут, как крысы. Как взрослые, так и дети. Отец был хорошим – и теперь он мертв. Честная жизнь в Габене ведет к падению, недолгому полету и столкновению с брусчаткой…

Впрочем, сейчас Зои в любом случае была слишком занята, чтобы слушать трансляцию по радиофору, и к тому же ее все время отвлекали.

– М-м-м… м-м-м…

В углу каморки со сломанными шестернями сидел связанный по рукам и ногам Говард Бек; в его рот была заткнута скомканная грязная тряпка, а мистер Пибоди то и дело тыкал его в деревянную грудь зонтиком.