Шрифт:
— Это не конец, — покачала она головой, — нет, нет, нет…
— Конечно нет, Лиана, успокойся. Мы останемся добрыми друзьями, все будет почти как прежде, я обещаю тебе.
— И… и тебе все равно, что твой ребенок будет рожден вне брака?
— Что? — выпадаю я в осадок, совершенно не понимая о чем она толкует.
— Тебе плевать, что на него будут показывать пальцем и называть ублюдком, да?
— О чем ты говоришь, черт возьми? — хватаю ее за плечи и встряхиваю, а она начинает смеяться как душевнобольная.
Хотя… почему как?
— Он станет изгоем, Марк! Из-за тебя! Из-за твоей Танечки, которой так приспичило украсть у меня любимого мужчину! Его будут травить в школе, потому что он будет не такой, как все. Он станет неудачником, потому что ты любишь трахаться сильнее, чем его — своего родного ребенка!
Молчу. Просто нет слов. Оценить ее истерику просто не представляется возможным. Финиш, мать ее ети!
— Он возненавидит тебя! Станет презирать!
— Лиана? Что, черт возьми, ты имеешь в виду? — наконец-то взрываюсь я.
— Я беременна, Марк!
— Да неужели? — приподнимаю я брови и хмыкаю.
— Представь себе! В моем животе прямо сейчас растет и развивается твой сын или дочь.
— Какое интересное кино, Лиана, и сюжет захватывающий, — цежу я сквозь зубы, начиная весь бурлить изнутри.
— Не надо говорить слов, о которых ты скоро будешь жалеть, Марк! Я беременна! От тебя! А то, что ты в это не веришь, так это, дорогой мой, твои проблемы!
— Как славно. Ну и когда же мы успели с тобой сделать ребенка, Лиана? Просвети меня, пожалуйста.
— Еще в июле, — уверенно ответила и сложила руки на груди, подчеркивая свои формы, от которых меня начинало нехило так тошнить.
— Ах, в июле значит. Ага…
— Да, помнишь ту ночь после Дня рождения Данилы, я тогда немного промахнулась с противозачаточными таблетками и вот результат.
Я не помнил нихрена! Я тогда был синий в нулину. Да, Лиана была со мной на празднике и позже, но…Сомнительно, что я вообще был способен на какие-то подвиги, учитывая то, что в то время уже пребывал в полнейшем сумасшествии от появления в моей жизни Тани Сажиной.
— И ты молчала все это время? — не веря ни одному ее слову, покачал я головой.
— Я хотела сделать тебе сюрприз!
— Ах, сюрприз…
— Да, на свадьбу! — скуксилась она и снова жалобно заплакала, вот только ее слезы более не трогали меня.
Она рушила мою жизнь, пускала под откос возможное будущее с любимой женщиной и требовала невозможного. Чтобы я как тупой недоросль повелся на эти жалкие провокации. Чтобы прогнулся под давлением семьи и обстоятельств.
Ну и нахуя мне сдалась вот такая никчемная жизнь?
— Какую на хрен свадьбу, если я тебе сказал, что все отменяю еще в июне, Лиана! Скажи мне, я говорил тебе такое? Говорил, что все договоренности отменяются? Говорил, что мне такой формат отношений между нами более неинтересен? Говорил, что мне от тебя нужен тупо секс?
Сидит, хлопает глазами, икает…Блядь!
— Говорил или нет? — повышаю голос, боясь окончательно выйти из себя.
— Я думала, что ты шутишь…я купила нам кольца, раздумывала над тем, где мы проведем свадебное путешествие. Мама уже вовсю готовилась к предстоящему торжеству, подбирала зал, меню, флористов…
— Хуистов, Лиана!
— Что?
— Вставай!
— За…зачем?
— Домой поедешь. А завтра мы махнем в клинику и проверим насколько ты там беременна и от кого.
— Ладно. Без проблем. Но зачем мне ехать домой? Я могу и тут переночевать…
— Нет, не можешь.
— Почему ты так со мной разговариваешь?
— Потому что я в шоке, Лиана!
— Я останусь здесь! В этой квартире, Марк!
— Я сказал, вставай!
— Не ори на мать своего ребенка!
Но я только молча вызываю такси, а потом почти на буксире тащу брыкающуюся Лиану до лифта, внутри него застегиваю на ней то самое красное пальто криво-косо, а дальше вывожу девушку из дома на улицу. Все, у меня запас прочности закончился. Любезности иссякли.
Беременна она.
Но, блядь, если это действительно так, то мне пиздец. Таня для меня будет потеряна навсегда. И это понимание почти вскрывает мою черепную коробку, вынимая из нее, спрессованные этой дикой новостью, мозги. Побуду пока болванчиком, иногда полезно.
— Марк, подожди! Марк, перестань! Марк! — пронзительно верезжит и неожиданно сильно начинает выворачиваться из моих рук Разумовская, а я наконец-то в нормальном свете окончательно разглядываю ее.
Прикладываю руку ко лбу — горит.