Чтобы все прошло, как задумано, я должен был лично проконтролировать все на месте, а для этого мне требовалось стать участником экспедиции. Не нужно, сэр Крамароу, не стоит! Я знаю, что вы хотите сказать! Да, я вовсе не помогал все это время своей несчастной больной матушке в Уиллабете.

Как вы, вероятно, догадываетесь, изобретать новую личность, давать ей жизнь, знакомства и рекомендации гораздо сложнее и утомительнее, чем просто взять уже готовую. Учитывая печальный опыт предыдущих экспедиций, я посоветовал сэру Крамароу подстраховаться и отправить в помощь профессору Руффусу профессионала – охотника и следопыта, который в состоянии как защитить членов экспедиции, так и гарантировать сохранность добычи (в случае успешной охоты на мотылька). И на эту роль подошел некий сэр Патрик У. С. Хэмилтон, участник легендарных сафари в Микении, опытный следопыт, скалолаз, глубоководный ныряльщик и обладатель еще множества заслуг и регалий. Учитывая, что он являлся членом Клуба охотников-путешественников и его рекомендации были безупречны, сэр Крамароу предсказуемо поддержал данный выбор. Разумеется, выбран нами с мистером Блоххом сэр Хэмилтон был также не случайно: сэр Хэмилтон обладал комплекцией и ростом, схожими с моими, даже размер ноги у нас идентичный. Но что важнее, он был одиноким человеком, у него не было родственников, он редко бывал в Габене, пропадая в нескончаемых экспедициях, что значит – его бы не хватились.

Итак, он был нанят, сообщил в свой Клуб подробности экспедиции в Кейкут и собрался в дорогу (сделал все за меня, ведь я не очень-то представлял, что охотники берут с собой в подобные странствия). Незадолго перед отправкой я пришел к нему домой, чтобы обсудить последние нюансы и выдать ему билеты и деньги на расходы в дороге. Вы ведь обнаружили его тело, а значит, мне нет смысла вдаваться в подробности касательно того, что произошло дальше. В общем, я переоделся, отправился в аптеку за мазью, после чего взял его багаж и двинулся на вокзал. Так я стал участником экспедиции, целью которой было поймать и привезти в Габен легендарного Черного Мотылька.

Я не стану подробно рассказывать об экспедиции, скажу лишь, что каждый день в этих джунглях казался мне мучением. Никакой мостовой, никаких экипажей, вонючие туземцы, комары размером с собаку, огромные мерзкие жуки, а что уж говорить о тварях, скрывающихся в дебрях… Каждый день я порывался бросить все и сожалел о том, что затеял эту нелепую авантюру. Но я помнил, что цель стоит того, и ни разу не отклонился от плана мистера Блохха.

Поначалу мы следовали маршрутом, указанным в книге старого профессора Гиблинга, и, разумеется, он ни к чему нас не привел: старый лжец нарочно запутал следы. Я знал об этом, и все равно следовал глупым приказам профессора Руффуса, искренне верившего главе своей кафедры. Это также была часть плана мистера Блохха – пройти по ложному маршруту до конца, позволить профессору отчаяться и разувериться в себе настолько, чтобы после было легко взять все в свои руки и отправиться по маршруту, составленному мистером Блоххом. Представьте, каким испытаниям подвергалась моя выдержка всякий раз, как глупец Руффус заводил нас в осиные логовища или заставлял карабкаться по краю над отвесными обрывами, а я при этом знал, что все это бессмысленно и ни к чему не ведет.

Что ж, в какой-то момент Руффус уперся в стену – образно выражаясь, естественно. И тогда я убедил его пройти моим путем. Я сделал так, что он набрел на след, который привел нас к единственному выжившему в прошлой экспедиции, мистеру Робертсону, отшельнику, обитавшему в лачуге в самом сердце джунглей. Уж не знаю, как именно мистер Блохх его отыскал, но это ведь мистер Блохх, о чем тут говорить. В общем, из путаного рассказа мистера Робертсона выяснилось, что профессор Гиблинг двадцать лет назад успешно поймал Черного Мотылька и бабочка заразила всех членов экспедиции безумием и паранойей. Кто-то погиб, кого-то убили, сам мистер Робертсон сошел с ума, и его бросили в джунглях. Мистер Блохх каким-то образом разгадал код безумной болтовни отшельника Робертсона, и из нее я по крупицам выделил направление, ключевые места, переправы.

Все дальнейшее прошло довольно быстро. Мы отыскали и поймали Черного Мотылька. Этим проклятым джунглям скоро должен был прийти конец. Просто блуждать по болотам довольно тяжкое предприятие, скажу я вам, а еще и притворяться при этом бравым охотником… мой запас терпения и сил был уже на исходе, нервное напряжение было таковым, что я едва не падал в обморок. Я не обладал выносливостью и силой настоящего сэра Хэмилтона – я ведь был просто банковским клерком, который до того никогда не покидал Габен. Пару раз я был близок к провалу, и профессор стал что-то подозревать, а уже ближе к концу экспедиции я понял, что он раскусил обман. Разумеется, он не знал, кто я такой, не имел ни малейших догадок о моих истинных целях. Он был уверен, что меня подослали члены Клуба джентльменов-любителей науки из-за пари сэра Крамароу, чтобы я каким-то образом сорвал охоту. Но дело уже было сделано – впереди был путь домой.

Весь обратный путь в Габен я восстанавливал силы, ведь еще ничего не было кончено. Более того, все только начиналось. На вокзале мы с мистером Блоххом и его людьми должны были перехватить Черного Мотылька, а профессор – исчезнуть, но кое-что пошло не по плану. Мы недооценили паранойю профессора Руффуса: он заранее вызвал мистера Келпи, которому доверял, и решил передать ему Черного Мотылька. А потом вмешались вы, доктор, и полиция…

Тогда нам пришлось действовать на опережение. Чтобы скрыть свою причастность, мы похитили дневники профессора Руффуса, которые могли бросить на меня подозрения. Похитили Вамбу прежде, чем он успел поделиться с вами подробностями об экспедиции, но каким-то образом он умудрился сбежать… Сегодня утром мы выяснили, где он прячется, и явились туда, но вы снова влезли и все испортили.

Вероятно, я должен принести вам, доктор, свои извинения за то, что едва вас не убил. Правда, если бы я не упустил тогда возможность, полагаю, нынешнего разговора бы не было. Секундное промедление, мгновенное сомнение, и вот я сижу здесь, а вы сидите там… И если бы я тогда не колебался… Наверное, очень грубо с моей стороны жалеть вслух о том, что я вас не прикончил, так, доктор? Проше прощения. Но правда такова: если бы вы не встряли в это дело, со всем моим уважением (хотя о каком уважении речь?) к полиции Тремпл-Толл, они бы ни за что меня не разоблачили.

Запах мази и чесотка… Подумать только… Ну да ладно. Вот, пожалуй, и вся история…

В кабинете профессора Гиблинга тикали часы – это был единственный звук, который сейчас здесь раздавался. Ну, и порой урчал живот констебля Бэнкса. Присутствующие обдумывали услышанное. Полицейские недоуменно переглядывались – судя по всему, они впервые присутствовали при том, что на их языке зовется «чистосердечным признанием». И они не знали, как себя вести, что делать. Их к такому не готовили. Их учили, что признание можно получить лишь одним способом – выбить, но этот клерк… он не выглядел так, будто его как следует отделали перед всем этим весьма затянутым и подробным рассказом.