Фарида и Рири — почти одногодки. Самое большое счастье для Рири — приход Фариды. Подруга рассказывает ей все, что видела, слышала, читала. Удивительная память у Фариды — запоминает абсолютно все, и притом слово в слово. Шаукат еще только появился в школе, а Рири, послушав Фариду, уже явственно представляет себе учителя.

Узнав о предстоящем вечере, Рири взмолилась:

— Возьми меня с собой, я хочу послушать Шауката. Я же никогда не слышала живого поэта. Возьми…

— Возьму, конечно, если мама мне самой разрешит пойти.

— Разрешит. Скажи, что я тоже ее прошу. — Рири неожиданно опечалилась. Она всегда грустила при мысли, что останется совсем одна, если Фариду отдадут замуж. Никто к ней не придет, не расскажет о школе, о книжках. Дом тети окончательно превратится в склеп.

— Ну, Рири, не плачь. Сказала, возьму, значит, возьму.

О литературном вечере Салуа сначала и слышать не пожелала.

— Но ведь Рири так хочется послушать людей. — Фарида чуть не сказала: «Посмотреть» — но вовремя осеклась. — Она слепая, зато видела бы ты, как на нее заглядываются парни. У меня сердце сжалось, когда она как- то спросила: «А я красивая? На меня смотрят?» Рири знает, что она красавица, и надеется, что красота одолеет слепоту. Кто знает, может, если аллаху будет угодно, к ней еще прилетит птица счастья…

— Идите, ладно, но помните: как только муэдзин прокричит вечерний азан, возвращайтесь… Новое дело учитель стихами зазывает в школу. Высыплет пригоршню красивых слов, как просо цыплятам, а девчонки подбирай. Он зря языком чесать не будет. Пока вы клювом тук-тук-тук, он себе и выберет какую-нибудь… Поняла? К вечерней молитве чтобы была здесь! — Мать даже показала рукой на то место, где должна стоять в назначенный час послушная дочь.

Вечер был замечательный. Правда, учителя не пришли, зато пришли юноши, обучающиеся в медресе при мечети, они заняли первые ряды и, пока суд да дело, рассматривали девочек. Шаль, Рири не видела, какие восторженные взгляды устремились к ней со всех сторон. Фарида, сидевшая рядом с подружкой, часть этих взглядов справедливо принимала на свой счет. Рири вперила невидящий взор туда, откуда должен был послышаться голое поэта. Она напоминала изваяние из мрамора, которое не повернет головы, даже если разразится ураган. Мальчиков наверняка немножко смешила ее горделивая осанка, неестественно прямая спина — они-то ведь не знали, что это от слепоты.

Отворилась дверь, и появился Шаукат. Рядом с ним шел его ближайший друг. Широкоплечий, невысокий Абд Ур-Разак хранил на лице выражение глубокой сосредоточенности. Дойдя до переднего ряда, оба остановились. Кто-то из ребят мигом уступил Абд Ур-Разаку свое место, а Шаукат встал за маленький учительский столик, за которым обычно вел урок. Он увидел Фариду, увидел сидящую рядом с ней прелестную девушку, улыбнулся и еле заметно кивнул. Фарида смутилась, покраснела и очень обрадовалась.

Шаукат откашлялся, пригладил ладонью копну черных волос.

— Я и не подозревал, что вы так любите стихи. Смотрите, свободных мест совсем нет. — Шаукат повел рукой по сторонам, и сидящие в зале тоже стали оглядываться, повинуясь жесту учителя. — Знать бы такое дело, мы подыскали бы помещение побольше.

Абд Ур-Разак тоже оглянулся, заметил Рири, его большие глаза наполнились изумлением.

— Да, да, — послышалось из зала. — Можно было собраться во дворе школы.

— На площади… Чистый воздух, звезды, девичьи глаза и стихи — что может быть прекрасней! — Шаукат не искал слов — слова сами спешили к нему. Он говорил просто, ясно и вдохновенно. — Наши предки когда-то так и делали. Поэты устраивали поединки у караван-сараев. Целыми днями шли они через безводные пустыни, мучились от голода, от жажды, а вечером, предоставив уставшим верблюдам отдыхать, читали и слушали стихи. Поэты из разных земель, скрестив «мечи», оспаривали друг у друга пальму первенства. — Он хотел было сказать несколько слов о настоящих мечах, которые скрестили арабы сегодня, но, заметив в дверях незнакомых людей, промолчал и добавил лишь, что у арабов, видно, любовь к поэзии в крови.

Собравшиеся слушали затаив дыхание. Фарида не пропустила ни одного слова. Порой ей хотелось встать и с гордостью крикнуть навесь зал: «Это мой учитель!» Рири Сидит не шелохнется, только из широко раскрытых незрячих глаз то и дело скатываются слезинки. Шаукат прочитал стихи о любви. Все так дружно хлопали, что он повторил стихотворение. Фариде хотелось запомнить его целиком, но она не сумела это сделать. А вот Рири запомнила и повторяла строчки про себя, чтобы не забыть. Стихи были без названия:

О, как не вовремя муэдзин прокричал в тот вечер свою молитву! Шаукат был в ударе, а Фарида и Рири должны были, будто назло, покинуть зал. Легко себе представить, как беспощадно осудили их юноши из медресе. Шаукат, конечно, тоже заметил, что подруги ушли, но ему потом можно будет все объяснить, ведь маму нельзя ослушаться… Фарида несколько раз оглянулась, выходя из зала. Девочки шли, тесно прижавшись друг к другу, и Рири нараспев повторяла: «Он спросит раз: «Моею стать согласна ль навсегда?..».