Лесь оказался посреди беснующейся в эмоциях толпы, которая старалась в самое кратчайшее время расстаться с возможно большим количеством денег. У самого выхода стояли два человека, один из которых хватался за голову и стонал:

— Эта четвёрка! Эта чёртова четвёрка!..

А другой, молча, с унылым выражением, рвал на мелкие кусочки большое количество бумажек и бросал их на пол.

На Леся действовал не только дух отчаяния, но и алкоголь. Царящая вокруг атмосфера подействовала на него очень сильно. Он уже видел игровые салоны, кучи банкнотов на столах, горящие глаза, услышал звон золота, крики крупье… Монте Карло!..

— Моему деду посчастливилось в Монте Карло!.. — подумал он с гордостью.

Но мысли его вдруг оборвались, ибо он никак не мог решиться на что-то. Что сделал тот дед в Монте Карло?.. Потратил? Все спустил? Растратил?.. Он ведь точно так же мог и выиграть. Правда, немного нехорошо было то, что Лесь вообще не мог припомнить ни одного счастливого выигрыша в своей семье, даже вспоминая прадеда.

Но мысль о дедовской фортуне в Монте Карло была такой сильной, что выпирала наружу, и он должен был её немного затолкнуть внутрь. Желая пройти вперёд, он наткнулся в толпе на какую-то преграду и с гордостью сказал:

— Моему деду посчастливилось в Монте Карло!..

Отсутствие ответа, касающегося судьбы счастья снова остановил его и он вопросительно посмотрел на то что-то, что его задержало и не ответило на его возглас. Это что-то было элементом конструкции трибуны, естественно выказавшее полное равнодушие к счастью Лесева деда. Он брезгливо и с некоторой доли недоумения осмотрел преграду, которая вопреки всему оказалась не человеком, и пошёл дальше.

— Моему деду посчастливилось в Монте Карло!.. — звенело в его душе громко, сентиментально и взволнованно.

Обойдя два этажа и переждав очередной забег, смысл и результаты которого остались ему неизвестными, он вспомнил, что пришёл сюда тратить остатки денег и чести. Выбрасывание денег горстями на террасу перед трибунами не было для него привлекательным, при том у него крутилась мысль, что дед в Монте Карло как-то иначе поступал. Дед: вероятно, делал ставки… Ну, так и ему необходимо ставить! Все равно на что!

Обнаружив место, где люди платили какие-то деньги, и избегая малейшего беспокойства, он подошёл к кассе, где стояло меньше всего людей. Не обращая ни малейшего внимания на зеленую надпись над кассой: «100 зл.», он беззаботно вытащил из кармана двести злотых и подал их пани в окошке, повторяя то, что услышал от предыдущего игрока:

— Два-один пять раз.

— Пятьсот злотых, — сказала пани, задерживал в своей руке билеты и протягивал к Лесю руку с его двумястами злотых.

— Что? — бессмысленно спросил Лесь.

— Пятьсот злотых. Ещё триста.

Лесь пожал плечами, ибо ему показалось нетактичным поведение этой пани, принуждающей его к трате денег в ином темпе, чем он себе представлял, но сунул руку в карман и достал ещё триста злотых, Он спрятал пять билетов с зелёными надписями и, избавившись от пятисот злотых, повернулся в направлении, куда тянуло его больше всего.

— Сто грамм и селёдку, — решительно пожелал он.

Поданные ему сто грамм и селёдка так его увлекли, что он не поддался течению и не помчался за толпой, которая сосредочилась возле стадиона. Не обращая внимания на раздающиеся вокруг крики, а также на результат забега, потому что считал, что его деньги уже пропали, он не связывал их ни с каким заездом. Дед в Монте Карло все больше занимал его мысли. Через некоторое время до него донеслись голоса каких-то двух панов, которые стояли возле него в буфете, также посвящая своё внимание ста граммам, только без селёдки, а бутерброду с сыром.

— Два-один играет, — сказал один из них с неохотой. — Должны были так прийти, не было уже сил. Заплатят сорок злотых.

— У меня два-один есть пять раз, — сообщил второй, разглядывая билеты. — Я играл ещё два-три, на новичка…

Лесь сперва почувствовал неудовольствие к себе, что опозорил деда селёдкой, вместо того, чтобы поддержать его честь бутербродом, потом ему показалось, что паны говорят о чем-то знакомом. Два-один пять раз… Где-то он уже слышал это магическое заклятие.

Билеты, которые были в руках второго человека, тоже производили на него впечатление чего-то уже виденного. Он заказал следующие сто грамм, но теперь уже с бутербродом, и, исполнив таким образом свою обязанность перед дедом, все внимание переключил на двух довольно интригующих его людей. Он стоял, опершись о буфет, со склянкой водки в руках и присматривался к ним чутко и ласково, а предок-игрок просто протискивался к нему в рот с силой иерихонской трубы.

Два пана, занятые разговором, не обращали на него никакого внимания, но к ним подошёл третий. Этому третьему сразу бросился в глаза ангельски кроткий взгляд стоящего рядом Леся. Игроки на скачках неохотно открывают свои тайны незнакомым людям, касающиеся прогнозов следующих забегов. У третьего пана возникли подозрения, что этот незнакомец подслушивает их, поэтому он оставил своих друзей и кивком показал на Леся.

Первый из тройки сунул руку в карман и вынул кипу билетов с зелёными надписями. Всмотревшись в него, Лесь сделал то же самое как раз в тот момент, когда все они обратили на него внимание.