Сегодня 17 марта, воскресение. Я продолжу свои воспоминания. Сейчас идет Масленица, и сегодня воскресение, это последний день Масленицы. Он называется проводы зимы окончательно, еще называли день этот по-разному: Целовальник, Прощеный день, Прощеное воскресение. Это кульминация всей Масленицы. Это уже перед Великим постом, и поэтому как-то уже заговение начинается. Все близкие люди просили прощения друг у друга и, естественно, с определенными обрядами.

Поминали усопших, ходили в баню – я тоже в баню схожу, потому что Марина сказала, что она мне белье поменяет постельное, и я помоюсь, чтобы чистым начинать пост.

Раньше перед постом: остатки еды люди сжигали, не выбрасывали, тщательно мыли посуду.

В храмах было вечернее богослужение, настоятель просит прощения у других священников. Дедушка знал все порядки, но советская власть так его напугали, что он и забыл все эти обычаи. А вот как прощения надо просить помнил: все верующие в храме кланяются друг другу, просят прощения, и в ответ на просьбу произносят: «Бог простит». Начинают совершать великопостные службы, на следующей неделе иногда проводились «тужилки» по Масленице, то есть, они как будто жалели, что Масленица закончилась.

Я вот сейчас дома-то один, маменька и Марина пошли в бассейн. Поскольку у меня радикулит, я идти не могу. Он у меня никак не пройдет, вроде отпустило вчера, а потом все, понервничаешь чего-нибудь – опять начинается побаливание. Я думаю, что рисковать-то? Там один раз окунешься в воду, а потом будешь болеть.

А Марина пошла, если ее пустят по моему пропуску, то тогда, может быть, останется мой пропуск, и я пойду на следующей неделе. А если у меня пропуск она переделает на себя, то будет сама ходить вместо меня с маменькой по воскресениям. Ну и бог с ними, пусть ходят, что будет пропадать, а то мой, может, радикулит у меня протянется до самого лета. А кто будет работать на участке?

Ну да ладно, я сейчас вспоминаю, на чем я вчера остановился, потому что так резко прервалось мое повествование, что я даже сейчас не помню. По-моему, я рассказывал, как мы переехали в Москву. 1953-й год был… пустили, по-моему, метро Киевская и Кольцевую, и Сталин И. В. помер, и отец уже работал в Госплане, был экспертом в отделе, я уже об этом говорил.

Госплан раньше был серьезным, важным учреждением – организация была очень мощная, в свое время Госплан возглавлял Вознесенский. Отец работал, когда Госплан разделили на перспективное планирование и текущее. Перспективное разрабатывало планы на перспективу, а текущее планирование – уже в пределах пятилетки, расписывало все по годам и кварталам. Отец остался в Госплане.

Удостоверение у него было красного цвета, как у всех важных государственных работников. Он иногда выпьет и показывает: «Красная книжка у меня».

Переехали в Москву, квартиру дали отцу на Кутузовском проспекте, в 22-м доме. Я уже говорил, как он стоял так косо, не поймешь, чего, а тут уже Драгомиловская шла, а дальше там, через несколько домов, был дом, где жил Л. И. Брежнев. На преддипломную практику я уже поехал из Москвы, и на занятия ездил уже в Мытищи из Москвы. Мне стало хуже добираться. Раньше на электричке 20 минут или 30 и я уже в Мытищах. А из Москвы вначале на метро по Кольцевой до Комсомольской (хорошо, метро пустили), а потом на электричке.

А от Болшево отходила ветка на Ивантеевку, тоже такое разветвление было. На этой ветке на Ивантеевку мы ездили за грибами – я потом, может быть, и расскажу, как мы за грибами ездили, очень интересно было – туда, в Ивантеевские леса.

Сейчас это – мы как-то проехали – ничего не узнаешь, все дома, дома, дома. Ну что они все в один муравейник собираются, просто ужас какой-то! И сейчас такую глупость, пристроить еще одну пристройку к Москве – какую-то новую Москву, Нью-Москва. Ну что это, зачем? Неужели земли мало? Построй ты, как Вашингтон, отдели ты от этих всех спекулятивных дел. Пока доедут согласовать, дать взятку до центра этого правящего – глядишь, его где-нибудь и расколют, этого взяточника. А тут все опять перемешают в одном мегаполисе.

Не знаю я, что из этого получится, но это дело другое, а я еду на практику, повышать свои специальные знания очень далеко. В эти же края должна ехать выпускница нашего техникума. И вот ее мама подошла ко мне и говорит:

– Вот, наша Светочка, мы знаем, поедет с вами, вы уж посмотрите за ней, а то она девочка скромная, как бы ее кто не обидел.

Она уже техникум кончила, а я только на практику еду, кто из нас за кем должен смотреть-то? И вот она:

– Вы уж присмотрите за ней, пожалуйста, чтобы ее не обидели.

Я говорю:

– Да не боись, – то есть, я так не сказал, это бывает.

Я говорю:

– Не бойтесь вы, я за ней посмотрю, и не беспокойтесь, все будет отлично.

И мы поехали до Барнаула, доехали до Новосибирска, где у нас должна быть пересадка. А я уже в Новосибирске-то жил, как вам известно. Приехали мы там – хоп-с, а поезд на Барнаул идет только через ночь в полдень.

В гостинице мест нет! Какие там гостиницы! Никуда не устроишься, да и денег не было особенно в гостиницу ходить. Я так думаю: «Дай-ка я пройдусь по Новосибирску, где мы жили раньше». Я прошелся, и вот мои детские впечатления куда исчезли. Мне в Новосибирске после войны было хорошо, и приятелей много.