Шрифт:
– Иди с ним договаривайся.
Они узнали, где он находится, окружили. А он им:
– Не подходите, всех перестреляю.
Валентин:
– Перестань дурить, брось автомат.
Валентин из бронетранспортера в мегафон с ним разговаривал:
– Сдавайся, если добровольно сдашься, то ничего тебе не будет, прошло всего три дня.
Еле-еле его уговорили. Солдат сдал оружие. Валентину присвоение звания полковника притормозили из-за такого чрезвычайного происшествия. А сейчас в армии происходят чуть ли не каждый день. После этого Валентин, как только отслужил 25 лет, сразу из армии демобилизовался.
У Валентина была сестра Лилька и младший брат Сашка. Очень любил театр. Ходил в драмкружок. У него лицо такое, как у негра. Очень хорошо играл в спектакле «Хижина дяди Тома».
Когда приехали к деду, думали, надолго не задержимся, но сроки назначения отца задержались. И сели мы на шею нашему деду и тете Лене. Долго тянулось это назначение. Мы с братом не учились около месяца.
Оказывается, отца предполагали назначить в Новосибирск главным инженером на крупнейший сибирский мясокомбинат. Кандидатуру отца нужно было вначале на коллегии министерства (наркомата) утверждать. На коллегии в центре стола сидит нарком, члены коллегии. Начальник управления кадрами докладывает: «Предлагается такой-то на должность главного инженера» и кратко излагает его биографию и трудовую деятельность. Потом документы идут в секретариат ЦК. После чего нарком издает приказ. Для всего этого нужно время.
Глава VII
Жизнь в Сибири. Новосибирск
Наконец-то отца назначили и поехали мы в Новосибирск. На дорогу «отоварили» карточки, почему-то одними копчеными лещами. Такие талоны были «Мясо – рыба», получай или мясо или рыбу. Вместо хлеба дали сухарей. Был конец октября. Зима наступала, прохладно. Мы наконец-то освободили наших родственников от нашей обузы. Сели в поезд на Казанском вокзале и поехали, а ехать до Новосибирска семь суток. Едем-едем мы на восток. За окном вагона пейзажи меняются: поля, леса. Родители решили сэкономили на мне, мне билет не купили. И когда контролер идет по вагону, они положат леща на столик, вроде как кушать собираются, а меня под тряпкой спрячут. Они говорят, что «тебе билет не надо», а потом оказалось, что билет мне нужен был. Ничего, обошлось. Долго ехали, проехали Свердловск, потом Омск, всякие города большие и мелкие и приехали в Новосибирск.
В Сибири уже морозы наступили. Сибиряки уже ездят на санках, запряженных лошадьми. Сидит в санках парень мордастый. У него шапка легонькая и он с красной рожей, сытый такой и развозит людей по городу на лошадях.
Мы приехали с дороги, оголодали, с этих лещей. Сами лещи тощие, а сухари и хлеб дорожный, и на хлеб не похож. Я говорю сейчас своим домашним: «Не выбрасывай еду, вы не знаете, что такое голод». И я приучил всех домашних, чтобы хлеб не выбрасывали, хоть голода нет. Уважение должно быть к продуктам питания.
Приехали мы в Новосибирск, поселили нас в холодной, большой, квартире. Стеклянная дверь в одну комнату, другая – хоромы большущие, но холодно. Приходилось топить печь.
В соседней квартире жила семья, у них была девчонка лет 12–13. У нее был красивый альбом, она песни всякие записывала в этот альбом, какие-то цветочки нарисованы, песни. В основном в Сибири кто раньше жил? Выселенные. Там и песни такие – «Бежал бродяга с Сахалина» или еще что-нибудь, и такие про любовь – любил и потом в тюрьму попал. Все неприятности в этих песнях получались из-за любви. Она такие песни подбирала и в альбом записывала.
Отец вышел на работу, он начальником до этого ни разу не работал, а тут оказывается он самый главный, все производство на нем. У директора комбината Мышкина брат был руководителем джаз-оркестра, и Мышкин где-то мотался с братом на гастролях все время с этим джаз-оркестром. Как руководитель он себя особенно не проявлял. Все рухнуло на отца – забот полно. В первый день нашего приезда, как скромный человек, даже никому не сказал, что мы ничего не ели. Ему говорят:
– Александр Федорович, что же вы, хоть поели бы в столовой? У вас еда дома есть?
– Нет, – говорит, – ничего.
– Сейчас принесем.
Из столовой притащили всякой еды. В термосах жареная картошка, огромные куски жареной свинины, наваристый суп, соленые огурцы, помидоры, молоко. Мы никогда такой еды не ели. И я думаю: «Смотри, как хорошо сибиряки принимают. Замечательно». И все мы остались очень довольны. Люди в Сибири действительно очень добры и просты.
Отец взбодрился и стал понемногу понимать, он действующий руководитель. У него большой кабинет, стол Т-образный для совещаний, шкаф с книгами, секретарша в приемной. Но он особенно в кабинете не сидел, все время мотался по комбинату. Мы начали жить потихоньку. Комбинат находился в Заельцовском районе, район в Новосибирске очень известный. В Заельцовском районе был и есть авиационный завод имени Чкалова. В наше время Путин В. В. ездил в 2013 году на этот завод. На этом заводе, как он сказал, будут строить новый истребитель. Рядом с мясокомбинатом начинался сосновый бор, стадион общества «Пищевик». Были команды футбольная, волейбольная. На стадионе проводились районные и городские спортивные соревнования. Большой трамплин. Мы познакомились и дружили с детьми тренеров. Зарплату тренерам платил мясокомбинат.
Однажды, когда мы с отцом проходили на мясокомбинат через проходную, охранник встал по стойке «смирно» и докладывал: «Товарищ, главный инженер, на посту № 1 все в порядке». Я почувствовал, что отец у меня не последний человек на этом мясокомбинате. Отец был в то время беспартийный и это ему, как руководителю мешало. Я его спрашивал:
– Что же ты в партию не вступил и почему? Ведь твой брат Степан Федорович в партии, и отец у тебя был ЧКистом.
– Ну как в партию? Я же автобиографию должен написать. В автобиографии я должен написать, что я женат на дочери священника, в партию могут не принять, а если я утаю это, то вообще могут расценить, что сделал я это умышленно, и доверять мне нельзя. А потом я думал, что как-то я еще не дозрел до партии и молодой был.