И вот если старушку представить в деревне, с собачкой на поводке, и она был по улицам ходила и гуляла, то все бы ее посчитали, что она просто не совсем в себе, потому что раньше старушки работали до тех пор, пока в борозду не упадут, или пока у них что-нибудь не парализует, работает до самого последнего вздоха. Они очень были нужны. А как же? Почему женщины дольше живут, чем мужчины? Потому что на них забота – хозяйство и дети, и внуки, и все прочее.

Ну ладно, будем дальше двигаться по течению времени. Вот, значит, дед Федор, муж бабушки Маши, был вначале вроде революционер, то есть разделял все эти идеи по созданию равноправного, свободного общества, и за них боролся, и был уполномоченным ВЧК по Рязанскому уезду.

Ездил он на тарантасе. Тарантас – это такая телега, двумя лошадьми запряженная. Дед Федор в кожаной куртке, впереди него возница, а сзади он с пулеметом сидит. И вот они гоняли этих всех белых, зеленых, синих и так далее, и просто бандитов, и против вооруженных кулаков выступали.

Кулаки боролись против колхозов, объединение земли, скота, овец и птицы. В Тамбове была настоящая война. Тухачевский особенно отличился в подавлении антоновщины. Дед Федор хоть и был разночинный дворянин, воевал на стороне советов. И вот с этим пулеметом ездили они по району, наводили порядок.

Но однажды попали в засаду, их обстреляли из обрезов. Обрез – это винтовка Мосина, она не автоматическая, надо затвор все время дергать, чтобы перезарядить, у винтовки отпиливали ствол, а ложу делали вроде рукоятки пистолета. Получался обрез. И раньше без обреза, как говорится, как без рук. И вот из этих обрезов бандиты обстреляли их бричку, тарантас, что ли, и ранили деда Федора двумя пулями, в грудь, и еще куда-то. Привезли его домой, он помучился месяца полтора, и помер.

И осталась бабушка Маша одна, у нее двое детей было, Степан Федорович и Александр Федорович, разница у них была четыре года, одному было лет, наверное, двенадцать, а другому восемь. Вот она и воспитывала одна, без мужика.

Мой отец уехал в Рязань учиться, а дядя Степа тоже уехал учиться в Ленинград, а потом его в армию забрали. Отец женился в 18 лет и вскоре, уехал, учился в институте в Москве, а до этого он окончил рабфак (рабочий факультет). Такое было заведение учебное, чтобы из рабочих и крестьян быстро сделать специалистов. Кто заканчивал рабфак, мог поступить в институт. Отец успешно закончил рабфак и поступил в институт. Мама в это время у деда жила вместе с детьми.

Бабушка Маша жила одна, очень было трудно. Она даже овцу не могла зарезать, приглашала дядю Гришу. Был в деревне глухой, высокий, здоровый мужик. Дядю Гришу в армию не брали, поскольку он ничего не слышал. Дяде Грише очень нравилась моя бабушка. Она ведь вдовой осталась совсем молодой, она его приглашала: «Приходи, Егорыч, вот поможешь мне там овцу зарезать», или не овцу, а валушка. Валушок – это кастрированный баран, его в зиму-то не будешь держать, потому что кормить нечем. А у бабушки было восемь овец. И вот этого валушка зарезать, к приезду там отца или дяди Степы, когда он возвращался, она дядю Гришу приглашала, потому что кто еще это сделает? Она про Гришу говорила:

– У него тяжелая рука, он как полоснет ножом и обделает этого барана очень чисто.

Вот она пригласит его, четвертинку надо купить водки, ему поставить, и потом поджарить печеночки, еще там что, почечки, вот этот вот каурдак, как казахи говорят, весь этот жареный ливер в бараньем жиру.

Дядя Гриша зарежет этого барана, все обделает, сядет за стол. Он такой солидный, тяжелый был мужик, глухой-то он был не от рождения, где-то ему дали по голове, после чего и оглох. И вот он нальет себе стакан водки, а бабушка поставит перед ним на сковородке жареное, а мы нюхаем – ой, запах, какой отличный запах. Ну вот. И потом он по сидит-по сидит, поговорят они о делах, и он уходит к себе домой. А бараниной бабушка сама распоряжается.

Надо ее проветрить, разделить на части. Вот такая она и жизнь была, без мужика в крестьянстве – жить вообще невозможно, и если бы не помощь колхоза – все, труба дело, умерли от голода.

Колхоз же госзаготовки замучили. Все выберут, вычистят амбары, зерно все заберут и все бесплатно. Приезжают колхозники на телегах с зерном в мешках в районный центр. Везут, с красными флагами, лозунг растянут «Первые пуды зерна Родине».

Значит, дело подходило к тому, что отец кончал институт, и наша деревенская жизнь подходила к концу.

Мне жизнь в деревне нравилась больше, чем потом вся остальная жизнь в городах. В деревне весело с ребятами. И интересно было летом и зимой. Особенно во второй приезд, когда во время войны мы снова оказались в деревне. Я потом подробности расскажу, когда до войны дойду, попытаюсь что-то восстановить, вспомнить.

Состояние души в моем маленьком теле, я, конечно, не могу описать, все закоулки и изгибы. Я просто, по-моему, неспособен как Достоевский в романе «Преступление и наказание». Убил Раскольников старуху, и терзается как-то… И Достоевский так это все описал, что чувствуешь, как вместе с Раскольниковым переживаешь, сам принимаешь участие в этом деле.

У меня такого дара нет. Я, может быть, и попытаюсь кого-нибудь обрисовать для оживления повествования. Наверное, если бы этот зуд, это желание описывать чувства и внутренне состояние души человека появилось раньше, я бы мог более точно излагать психологические и общественно-политические причины наших поступков.

Меня часто спрашивают: «Когда я начал помнить, сознавать себя, с каких лет?» Удивительно то, что, мне кажется, что я себя помню чуть ли не с древних времен. Потому что, видите, как жизнь устроена? Она устроена так, что когда ты изучаешь историю, получаешь информацию, и она до тебя доходит от этих древних времен, информация доходит, вроде ты в то далекое время жил. Вроде как в Древней Греции ты себя помнишь, и участвовал в походах Александра Македонского, наблюдал расцвет и гибель Византии, русских князей киевских, Крещение Киевской Руси, княжескую междоусобицу, татарское иго, непокорных рязанских князей и их борьбу с князьями московскими и многое другое.