Бабушка, как самая старшая, тогда взвалила на себя весь груз ответственности за младших и, как могла, помогала своей маме. Роль жертвы и спасателя – её главные роли в жизни. Для окружения – добрейшей души женщина. Но то напряжение, злость, которое она в себе носила и носит до сих пор, а ей на данный момент девяносто пять лет, очень чувствовались нами – самыми близкими.

Своему любимому сыну она старалась создать другие условия, другое воспитание. Продолжая взваливать всё на себя, она не заметила, что вырастила инфантильного, психологически незрелого абьюзера. Сепарация между ними так и не произошла. Сноху не любила, поведение сына в отношении её оправдывала – сама виновата, провоцирует. Со мной и Пашкой всегда была холодна и высокомерна, принижая какие-либо наши достижения. Я ощущала её раздражение в отношении нас всеми рецепторами, какие есть в теле человека.

Когда мне исполнилось шесть лет, наша семья переехала в соседний посёлок, где жили родители моей мамы. Точной причины переезда не знаю, но это было связано с папиной работой.

Домик, в котором мы поселились, был настолько маленьким, что мы друг другу мешали и постоянно от этого раздражались. В зале на небольшом диване спали мама с папой, за тоненькой перегородкой и шторкой вместо межкомнатной двери была наша с Пашей комната, в которой с трудом помещалась двухъярусная кровать, ещё меньше нашей комнаты была кухня.

Несмотря на тесноту, папины коллеги, приезжающие в гости, часто оставались ночевать. За всем этим всегда следовало застолье, алкоголь и предстоящий скандал между родителями. Мама была против приезда таких гостей, но всегда радушно их встречала и всё делала для того, чтобы они чувствовали себя как дома. После их отъезда разгорался скандал, мама высказывала папе свои недовольства по этому поводу. Во время таких ссор в адрес друг друга летели претензии, оскорбления, а иногда и предметы. Мама кричала о своей жертвенности, которую ей приходилось проявлять перед гостями, а папа обесценивал её высказывания и оскорблял.

Он жил для себя и никогда не считался с нашими желаниями.

В один из приездов папиных друзей родители снова поругались. Тогда мама даже написала заявление на развод, но так и не довела дело до конца. Друзья приехали не с пустыми руками и не одни. Они привезли много продуктов, видеомагнитофон с кассетами и «девушек». По вечерам выпивали, отправляли нас с Пашкой к себе в комнату спать, а сами смотрели взрослые фильмы. Это сейчас я понимаю, что за звуки слышала тогда из телевизора за тоненькой стенкой и шторкой вместо двери. Гости находились у нас долго, иногда неделю. А в один из дней мама пришла с работы и застала папу с друзьями и их девушками голыми в бане. Она плакала, кричала, схватила меня, и мы побежали к председателю леспромхоза. Ему мама принесла заявление на развод, которое через несколько дней по её просьбе было уничтожено.

Она тогда очень много плакала, говорила мне какой папа плохой, как он ей всю жизнь испортил и что я «вся в его породу», такая же бессердечная. Гости уехали. Папа протрезвел. Мама несколько дней с ним не разговаривала, а потом они помирились.

Поскольку дом был небольшой, мы с братом становились невольными свидетелями скандалов. В ходе конфликта мама никогда не уступала папе, всегда спорила с ним, могла в ответ ударить его. Несколько раз она разбивала ему лицо так, что приходилось накладывать швы. Мама была вымотана такой жизнью и, конечно, ей было не до меня и тем более не до моих чувств. Отцу же было всё равно на нас всех, главное, чтобы ему не мешали жить.

Тогда у меня уже сформулировалось негативное отношение к папе, я его боялась и тихо ненавидела, за маму и за нас с братом.

На маму я злилась – за её вспыльчивость, невозможность лишний раз промолчать, ведь многих ссор между ними можно было избежать, будь она немного покладистей.

Однажды папа сильно избил маму. В момент драки меня дома не было, по какой причине это произошло – я не знаю. Обычно всегда в эти моменты папа находился под градусом, начинал унижать маму своими высказываниями о ней как о женщине, о её плохих родителях, о том, какая она ужасная хозяйка. Маму его слова сильно задевали, и она всегда на них реагировала, могла первая налететь на него за это с кулаками, тогда уже и он не сдерживался. В тот день, скорее всего, так и произошло.

Она лежала обездвиженная на полу нашей маленькой кухни и тяжело дышала. Тело её было в ужасных кровоподтёках. Говорить мама не могла, только с трудом попросила меня позвать фельдшера с медпункта. Папа в это время пьяный лежал на диване.

Тогда, увидев маму в таком состоянии, я настолько сильно испугалась за неё, что у меня бешено заколотилось сердце, ноги и руки стали ватными. Несколько секунд я стояла остолбеневшая от ужаса и не могла ни говорить, ни пошевелиться, я просто смотрела на маму и не понимала, что происходит. А что, если мама сейчас умрёт? Как мы с братом будем без неё? Стало безумно страшно оттого, что мы останемся с папой. Я как во сне, не понимая, что делаю, добежала до медпункта, в котором фельдшером-акушером работала жена маминого брата. Я плакала и умоляла, чтобы тётя Нина поскорее спасла мою маму. Как же медленно мне тогда казалось, она собирала свой медицинский чемоданчик и шла за мной. Не дожидаясь её, я убежала домой, к маме. А вдруг она уже не дышит… Когда маме оказали медицинскую помощь, ей стало легче.

После таких ссор и избиений дома наступало затишье. Несколько дней мама обижалась на папу и держала дистанцию. В правоохранительные органы за помощью она никогда не обращалась, у неё была твёрдая уверенность, что там не поверят, ведь папа тоже один из них, да и «сор из избы» выносить стыдно. Ей оставалось только рассказывать о том кошмаре, который приходится терпеть дома, своим подругам и оставаться в таких токсичных отношениях. Мамины родители всё замечали, переживали, открыто не любили своего зятя, но не вмешивались. Папины же родители жили за несколько километров от нас, много чего не знали, а если о каком-то происшествии узнавали, то оправдывали своего сына.