Уже тогда я пообещала себе, что мои дети никогда не увидят меня в таком состоянии.

В эти страшные моменты пьяных домашних разборок Пашка пугался и плакал, а я либо сбегала к бабушке с дедушкой, либо уходила в наш хлев и жаловалась свинье и беременной овечке, либо меня выслушивал мой самый верный и любимый друг – пёс Дик. Я часами могла сидеть возле его будки и разговаривать с ним.

О том, что моими друзьями была свинья, беременная овечка и собака, конечно, никто не знал. Уже тогда животные для меня были спасением от одиночества и душевной боли, моими молчаливыми друзьями, которые не способны предать и сделать больно. Они помогли мне мечтать о том, что когда-нибудь у меня будет свой дом, любящая семья и обязательно домашние животные.

Мама от такой жизни стала часто болеть и в 1991 году легла в больницу. Я, десятилетняя девочка с мечтами о красивых куклах и волшебстве, была вынуждена погрузиться в домашние хлопоты. Уборка, готовка, присмотр за братом, уход за скотом. Конечно, я знала, как это всё делать, так как помогала маме, но я и подумать не могла, что вместо игр и уроков мне придётся самостоятельно справляться по хозяйству. На тот момент мне было страшно за маму, я боялась, что она может не вернуться. О делах по хозяйству я не думала, потому что со мной и братом оставался дома папа. Но это было наивным детским заблуждением.

Папа, как и всегда, вроде и был рядом, но как будто отдалённо. В отсутствиё мамы он стал каждый день приходить выпивший, и хотя все домашние дела я успевала делать сама, выполнять домашние задания в школе и не пропускать уроки, он всё равно был недоволен мною. Я старалась из последних сил, хотела, чтоб папа заметил, какая я умница, столько делаю всего, чтобы оценил, похвалил и разделил со мной эти обязанности, чтобы мы вместе их выполняли. Но отец всё воспринимал как должное, о чём он мне постоянно напоминал. От этого было очень обидно, и я уходила к своим животным и, рассказывая им о несправедливости по отношению ко мне со стороны папы, горько плакала. Мои безмолвные друзья меня слушали, вот только обнять и посочувствовать не умели.

Пока мама находилась в больнице, у овечки появился маленький, кудрявенький, на тоненьких разъезжающихся ножках ягнёнок Яшка. Всё свободное время я проводила с овечкой и её малышом. С большой гордостью потом маме показывала Яшу.

Потом ягнёнок вырос, стал солидным бараном, его шерсть и шерсть его мамы шли на пряжу. Когда пришло время, их убили и пустили на мясо. Эта же участь постигла и ту свинку, которая жила с ними по соседству в хлеву. Жалко их было, я плакала, но родители объяснили, что так надо. Дик дожил до своей собачьей старости и умер. Для меня его смерть была большой потерей, ведь он был мне самым лучшим другом.

Немного позже в посёлке освободился домик побольше, и наша семья переехала туда. Там у меня уже была своя комната, мой уголочек, из которого я не торопилась выбираться. Я была очень спокойной, жила в своём мире, застенчивой, боялась любых обращений ко мне.

Я была удобным ребёнком для своих родителей, поскольку проводила время сама с собой. На родительских собраниях меня хвалили за самостоятельность, иногда мама даже приводила меня в пример Пашке. Это было высшей наградой, и ради неё я продолжала вести себя примерно. От самостоятельности один шаг до одиночества. Учитель литературы не решалась спрашивать меня на уроках и вызывать к доске, поскольку я настолько от этого впадала в ужас и цепенела, что она опасалась, что я потеряю сознание. Этот страх выступления перед людьми сформировался оттого, что дома мне не позволялось высказывать своё мнение. А если я что-то говорила, то это возводилось в глупость и обесценивалось. Я боялась быть осмеянной при всех, боялась, что об этом расскажут родителям, и они тоже будут смеяться надо мной.

В своей семье я также страдала оттого, что каждое моё слово было воспринято как глупость.

Ещё одним моим спасением были мамины родители – бабушка и дедушка, которые жили неподалёку. Их дом – это мир покоя, заботы и любви. Они ассоциируются у меня с безопасностью, домашним уютом и навсегда останутся самыми лучшими воспоминаниями о детстве.

По центру их дома стояла небольшая печурка, вокруг неё можно было играть в догонялки, зал от кухни был ограждён бельевым шкафом и шторкой, там стоял небольшой диван, две металлические красивые кровати на высоких ножках, украшенные кружевными подзорами (белая ткань, к ней пришиты кружева), чёрно-белый телевизор на комоде, радио на журнальном столике, большой стол, за которым очень часто собирались их дети, внуки и играли в лото – было очень весело, а на входе в дом стоял большой сундук.

Кухня была крохотной, в ней еле помещался кухонный стол с двумя стульями, газовая плита и кухонный комод. Готовили по очереди, бабушка могла сварить суп, а дедушка испечь вкуснейшие оладушки и приготовить так называемую «нужду» (тушёная картошка с луком, макаронами на воде), вкус которой я помню до сих пор. Бабушка с дедушкой были искренними и эмоциональными. Часто шутили и пели частушки, меня это очень забавляло.

Дедушка пел:

«Эх, Степановна,

Моя ты крошечка,

Да я пришёл к тебе,

Да под окошечко».

А бабушка ему в ответ:

«Чай пила, чай пила,

Пикнула гармошка,

Я и чай не допила,

Прыгнула в окошко!»

Они были совершенно разные по характеру, но в то же время очень хорошо дополняли друг друга.

Бабушка сильная, волевая, смелая, честная, с густыми чёрными волосами, невысокого роста, плотного телосложения женщина. Она очень рано осталась без родителей, мама умерла сразу же после рождения сынишки, а папу убили на войне. На её плечи легла забота за своими четырьмя сёстрами и братом, которому не суждено было и года прожить. Бабушка во время войны работала в колхозе, помогала лесорубам рубить сучки, жала лён, убирала в поле пшеницу, рожь, выучилась на тракториста и распахивала колхозные земли.