До вылета оставалось трое суток, и Мелиса, отложив список и испещренный правкой текст доклада, не без колебаний приняла решение. Быстроходный катер за три часа домчал ее из Ванкувера в городок Тофино, расположенный на западном побережье острова Ванкувер. Тофино – канадский рай для серфингистов, с пятью пустынными пляжами. В отчем доме в Тофино Мелиса провела детство и юность до поступления в университет.

Пройдя глубоко вдающимся в океан молом, Мелиса опустила каяк в волны и, коснувшись веслом холодной воды цвета стали, погрузилась в нирвану, дарованную сознанию объединением трех стихий: воды, земли и небес. Со склонов гор дул свежий бриз. Волны и ветер, подхватив узкий легкий каяк, помчали девушку к поросшим реликтовым лесом небольшим необитаемым островам, окружающим большой остров Ванкувер, прибежище лосей, пум и медведей.

Утратив счет времени, подсознательно ориентируясь по солнцу, Мелиса гребла до изнеможения. Лесистые берега были едва различимы. Волны, поднимая каяк, словно щепку, на пенистый гребень, увлекали отважную девушку на запад, в воды Тихого океана. По сторонам от каяка над колеблющейся водой показывались исполинские хвосты китов.

– Безумие, – обессилев, шептала Мелиса, ложась спиной на заднюю деку крошечного судна, отдаваясь во власть течений, волн и ветров, менявших силу и направление ежеминутно, сообразно атмосферному давлению. – Знаю, что до островов далеко, а плыть туда – сумасшествие, и все равно плыву, понимая, что на обратную дорогу сил не останется вовсе и добираться придется в темноте, ориентируясь по прибрежным огням, мокрой и продрогшей до костей. И нет спасения от этого безумия, – в уголках глаз девушки проступали слезы восторга и изнеможения.

Навстречу Мелисе вырастали острова с ревущими под скрытой туманом густой сенью леса оленями и лосями. Буйство осенних красок, алых, оранжевых, желтых, зеленых, привлекало внимание девушки, и она, вытягивая вперед затекшие ноги, извлекала из рюкзака бутылку с водой и ломоть черного хлеба и, забыв обо всем на свете, любовалась зрелищем эпического перерождения девственной природы, словно видела все это впервые. Яркие краски октябрьского леса, представленные на фоне большой воды цвета стали и бело-голубых небес, оказывали на Мелису магическое действие, пробуждая в ее хрупком теле нечеловеческую силу и безграничную выносливость. Время для Мелисы останавливалось, и подсознательно она погружалась в разгадку таинственного кода жизни, миллиарды лет вившегося природой перекрученными нитями из атомов углерода, водорода, кислорода и азота. Конфигурации, выстраиваемые в живой клетке четырьмя атомами, представлялись Мелисе с ее богатым воображением зримо эволюционирующими конструкциями.

Из-за облаков показывалось белое северное солнце. Ослепительная звезда очерчивала на воде направленную узким конусом к Мелисе серебряную дорожку. Мир, наполняясь светом, преображался. Стальные воды залива становились темно-синими. Природа улыбалась мужественной девушке, как драгоценному подарку. Едва согревавшее осеннее солнце одухотворяло планету грустью увядания и радостью предвкушения грядущей весны одновременно.

Мелиса владела необыкновенно ярким даром перевоплощения. С ранних лет ее увлекала мифология индейцев. И Мелиса, примеряя на себя ее яркие женские образы, неизменно облачалась в практичные и удивительно идущие ей меховые парки, и кожаные мокасины. Девять месяцев в году Мелиса носила меховую парку с капюшоном, сливаясь с пленительными видами Британской Колумбии, как сливается туя с реликтовым дождевым лесом острова Ванкувер.

Круглое лицо Мелисы обрамляли рыжие волосы. Глаза ангела с картины Рафаэля, ясные, как майское утро, светились счастьем. Мелиса обладала удивительным даром самоотверженного служения делу, которое в определенный момент времени ей казалось необыкновенно важным. Ангельский характер Мелисы восполнял ее образ аурой взрослого ребенка, наделяя владелицу безграничным обаянием.

Всюду вокруг на островах в небеса на полсотни метров поднимались могучие вечнозеленые туи, самые старые деревья на планете. Индейцы племени клеагот свои туи называют висячими садами.

Ветер усиливался, и океан стал волноваться. Отдыхая, Мелиса поднимала глаза на вершины гор острова Ванкувер. В его центре, среди гор, над изумрудными водами озера Хендерсон, по мнению индейцев племени учиглисит, скрывается гнездо громовой птицы. Здесь индейцы уединяются на восемь месяцев перед охотой на китов и совершают свадебные обряды.

Тем временем каяк Мелисы поглотил густой туман. Ориентиры мгновенно растворились в свежей влаге. Померкли огни на пирсах. Осматриваясь, Мелиса вспомнила индейца племени кри, его звали Кошачий Глаз. Вместе они учились в школе, где ежедневно с утра аудитория наполнялась девушками-детьми, девушками-женщинами с макияжем и девушками-романтиками. Индеец списывал у Мелисы, а она хохотала, реагируя на его реплики. Большая часть класса тем временем на телефон фотографировала с тетради выполненные Мелисой задания.

Между Мелисой и Кошачьим Глазом существовала телепатическая связь. Отсутствие друг друга вызывало у них тревогу, и оба невольно предпринимали шаги к взаимному поиску, всякий раз безошибочно угадывая, кто где находится. Окружающие полагали, что оба во взаимном поиске используют обыкновенный разбойничий свист, пение вездесущих птиц, звуки природы, подобные хрусту веток или кругам на воде.

Рассуждая на эту тему, иные рассказывали, что в горах Британской Колумбии, и не только в них, вороны, отыскав оленя, поднимают над ним шум, привлекая к оленю волков, ведь остатки трапезы сулят птицам поживу.

Кошачий Глаз, мужая, органично прорастал сквозь скалы и высящиеся над ними туи и секвойи. Черные, как крыло ворона, длинные волосы индейца скрывали бесстрастное лицо цвета меди, с карими глазами с абсолютной убежденностью в собственной правоте и осознанием непоколебимости своей моральной и физической силы.

Подражая приемам борьбы медведей, Кошачий Глаз с ранних лет упражнялся со сверстниками в ловкости и силе. И его тело достигло совершенства с выверенным до атома балансом составляющих человеческого естества. Облачившись в гидрокостюм, Кошачий Глаз часами плавал в волнах океана, среди досок серферов, каяков и касаток, уподобляясь гению места, безмолвному свидетелю смены времен года и суетного бытия.