В моей жизни она появилась.

110

Телефон зазвонил после обеда. Я поднял трубку и по обыкновению, как всегда на работе, представился.

– Ну что, доделал свои дела? – буднично, словно мы были приятелями и подобные разговоры являлись для нас самым обыкновенным делом, спросила девушка.

– Да, но теперь у меня появились другие дела.

– Не будь врединой. Дела не возникают просто так. Ты, наверное, нарочно их придумал? Чтобы не разговаривать со мной…

– Вы уверены, что знаете, кому звоните?

– О да, уверена. Я знаю тебя, а ты знаешь меня. Мы с тобой близкие знакомые, давние приятели. Я же тебе говорила…

– Простите, но я вас не узнаю и не хочу с вами разговаривать.

– А я уверена, что хочешь. Брось, нет ничего особенного в том, чтобы просто поболтать. Тебя это ни к чему не обязывает. И ты не обязан раскрывать мне секреты, если они у тебя есть.

– Секреты? Пока секрет есть только у вас – некий долг, как вы сказали. Что же это за долг? По вашему, я вам что-то задолжал, не так ли?

– Ах, вот что тебя беспокоит, – звонко рассмеялась девушка. – Да, задолжал. Но время отдать долг еще не наступило.

– Когда же оно наступит?

– Не волнуйся, ты узнаешь об этом.

– Послушайте, что вам от меня нужно? И откуда вы знаете номера моих телефонов?

– Я все знаю о тебе, – убедительно произнесла она. – А скоро и ты узнаешь обо мне.

И она повесила трубку.

109

Тем вечером меня ожидала встреча с друзьями. Уже несколько лет мы встречались по пятницам. Ничего особенного не делали. Просто разговаривали в баре за кружкой-другой. К нашим встречам я готовился всю неделю. В какой-то момент (не помню когда) они превратились для меня в пытку. Если выдавался шанс пропустить их, я пропускал. Но такое случалось редко.

Эти обязательные встречи напоминали хорошо отлаженный часовой механизм. Однажды незримый часовщик умелой рукой пустил его в ход. С тех пор все шло строго по кругу. Оборот за оборотом, одно и то же. Минимум эмоций. Минимум веры. Минимум надежды.

Одно и то же, от чего можно было сойти с ума.

Ассоциативное мышление, порой, подбрасывало жуткие образы. Я сравнивал свою жизнь с заточением в кольце полнейшего безразличия окружающего мира к моей частной судьбе. Время от времени в нем появлялись мои друзья. Но это не спасало от тоски и безнадеги, ведь они не приносили мне свободу, а становились такими же узниками, как и я.

Порой, судьба представлялась мне огромным циферблатом, по которому с заведенной неумолимостью отсчитывают неспешное время бездушные стрелки. Отсчитывают отведенное мне время, мое личное, дискретное в безграничности всеобщего времени. Ход стрелок магнитом приковывает взгляд, но он не бесконечен. Когда-нибудь закончится часовой завод, и стрелки, вздрогнув в предсмертной агонии, остановятся и замрут навсегда.

Но лучше об этом не думать. Иначе на каком-нибудь обороте сойдешь с ума.

И все же замкнутый круг существования в моей жизни присутствовал и был он на редкость прочным и идеальным. У каждого из нас хватало ума на то, чтобы это понять. Но ни у кого из нас не доставало смелости и духа, чтобы что-то изменить. Весь город жил так, сонно и равнодушно. Нищета разъедала улицы, ветшающие дома исходили новыми трещинами, дороги безостановочно и угрюмо покрывались выбоинами и ямами. Но всем было наплевать. Ремонт стоил денег. Жизнь стоила денег, а денег в городе не было. За ними ехали в столицу, но не все, а только смельчаки или отчаявшиеся отваживались на подобный шаг. Уж слишком рискованным он был. Только стоило им решиться и уехать, как город тут же утопал в волнах слухов и сплетен. Говорили разное: что кто-то сумел, а кто-то не сумел устроиться, кто-то заработал деньги, а кто-то вернулся в одних носках, потеряв все, кроме жизни.

Удивительно, но люди часто верят пустым, глупым словам. Каким бы серьезным не считало себя человеческое общество, в нем всегда найдется место иллюзиям и вере в чудо. Они обогащают скупую серую реальность, и люди сознательно им поддаются, желая разнообразить рутину и скуку. Однако же случается, что реальность в определенной своей части вдруг уступает место домыслам, вымыслам и фантазиям, из которых, в конце концов, рождается ложь.

Сила лжи – в ее гибкости, способности и маниакальной готовности к размножению.

Какой бы ни была правда, она единична, в отличие от множественности лжи. Ее уже не изменишь, она вечна, как каменная твердь. А ложь мелка и повседневна, как дешевое ожерелье из фальшивого жемчуга. Пока оно стянуто единой нитью, ложь еще можно контролировать. Но стоит сделать одно неловкое движение и порвать стягивающую нить, и тогда вовек не соберешь всех до последнего шариков из фальшивого перламутра, раскатившихся по полу в разные стороны. Один-два наверняка закатятся в такую труднодоступную, узкую и глубокую щель, где их уже никогда не найти и откуда их уже никогда не достать.