У Маруси, почти тут же примерзая, текли слёзы и сопли. Снег валил, как будто никогда до этого не падал на землю. Ветер с остервенением рвал и метал. Швырял снежинки так, что становилось физически больно. И рвал и метал в лицо навстречу Марусе.

Манюня прошла только три остановки, впереди – ещё столько же. Наверное. Примерно. Ещё две, а потом идти чёрте-куда, пересаживаться, ехать на другой маршрутке и всё равно дохрена фигачить пешком.

Остановилась, облизнулась, вытерла сопли. Слёзы смешались с мокрым снегом. Заглянула в коляску. Антошка спал крепко, там было тепло, уютно, защищённо и надёжно. Вздохнула, застегнула все чехлы обратно. Захотелось поменяться местами… Хрен. Безысходность. Хочется курить, а сигарет нет. Людей – и то нет! Какой идиот попрётся по такой погоде?!

Если что, Маруся везла четырёхмесячного Антона на физпроцедуры и массаж в филиал детской поликлиники.

Не, всё-таки везучая. Мужик навстречу идёт и курит. Постояла. Покурила. Не помогло.

Тогда Маня не была никакой осознанной. Муж спал пьяный. Двое старших в школе. Денег нет даже на одну маршрутку. Хотелось орать и умереть одновременно. Мимо пролетали машины, маршрутки… Маруся никогда никому не завидовала, не плакалась и долго не рефлексировала. Решительно вытерла нос, пробормотала ветру, чтобы развернулся. (пожалуйста, она уже охренела от холода!), и зашагала бодрее.

Манюня вроде и не волшебница, а ветер и в самом деле развернулся. «Вот разбогатею, будет у меня машина, стану всех подвозить!» – решила отважная женщина.

Через год она уже работала водителем в такси на своей машине.

Мария Сановна никогда не понимала ноющих и стонущих. Не, не так, чтобы прям вообще, но правда не знала, как вести себя в таких ситуациях. Она и сама могла поныть и постонать, но лично, в одиночестве, дабы не осрамиться на народе. И дело было не в том, что там скажут другие, просто считала недопустимым «нагружать» своими проблемами других людей.

Маша выбрала другую тактику. Она над всеми неприятностями ржала. Рассказывала весело, с юморком, и сама же и ухахатывалась, да так искренне, что иногда на неё смотрели, как на ненормальную, а она, уже потерявшись в истерическом хохоте, вдруг осознавала, что на самом деле и проблемы-то нет, так, очередная фигня, которая её чему-то научила, а сотворила её и вовсе она сама. Не прям сидела и машину топила, например, но создала эту ситуацию неспроста.

В то время Манюня не была осознанной, никаким личностным развитием не занималась, и читала хоть и вумные книги, но не те, которыми зачитывалась позже. Как она умела интуитивно находить решение своих трудностей, чтобы без потерь физических и моральных, то ей было неведомо. Зато склонялась верить, что жила не первую жизнь, от того и мудрость в ней была необъяснимая.

Теперь, когда Маруся стала практикующим психологом-Марией, училась дальше и читала книги не только в удовольствие, но и вкладывая в себя благие зёрна духовного роста, она оглядывалась на прошлое и благодарила ту шебутную Манюню, которая своим позитивом и верой в добро закатывала в железный бетон все свои проблемы и неурядицы.

Маруся уложила детей, выпила чашку кофе, как на Руси, величиной с гранёный стакан, да ещё и кипяточка доливала несколько раз. Кофе был дерьмовый, растворимый, да ещё и самый дешёвый. Зато хоть сигареты нормальные. Пять сигарет с такой безмерной чашкой кофе – самое то. Прикинув, посчитав и взвесив все ЗА и ПРОТИВ, Манюня взяла ключи и пошла таксовать.

Уже купила шашечки, но теперь стали штрафовать неофициалов. Звучит-то как! А она ведь только на жизнь за ночь еле накатывала. Ну, хотя, если ночь хорошая, то на жизнь на пару дней.

Индикатор бензина стремительно понижался. Ровно на какой-нибудь один недалёкий заказ и сразу надо будет заливать. У ДК Кирова вон рука, ага, нерусский… Та, какая разница! Но.

У Маруси была интуиция. Не то, чтобы прям как у тех просветлённых, о которых Маня тогда и не слыхала, но предчувствие беды всегда давало знать холодком в солнечном сплетении. Сашу она находила в любом конце города с погрешностью в метров двадцать.

И сейчас что-то стало Марии очень уж дискомфортно в своей родной машине. Захотелось остановиться, выскочить из авто и бежать.

– Там покажу, где остановиться, – Манюшка примерно знала, где это. Но маршрут удлинялся, и конечный вариант ей совсем не нравился: частный сектор, даже его конец, там стройка только началась, и одни собаки бегают. На часах двадцать три с чем-то. На перекрёстке Димитрова и Ленинской стояли ГАЙцы. Решительно развернувшись по обручевскому кольцу (недалеко от перекрёстка), Мария полетела к милиции.

Справа донеслось с акцентом: – Ты куда это?

А гайцы уехали. Но Манюня соображала в таких ситуациях невероятно быстро. Завернула налево, к таксистам. Чуть не въехала в задницу одному из тех, что кучками стояли на остановке. Остановилась с визгом шин и тучей пыли, испуганно взлетевшей вверх.

– Выходи, – насупилась Маша, – мы никуда не поедем.

– Как это не поедем? Ты ох@@ла? А ну вези меня, куда сказал!

Машу окатило ледяной волной ужаса и страха. Трясущимися руками она открыла дверь и, стараясь не вылететь, спокойно вышла. У машины уже собралось мужика четыре, начали переходить с противоположной стороны таксисты. Самый огромный спросил: