Возможно, стела имела какое-то значение для местных жителей, ведь прежде, чем спрятаться в самой ее сердцевине, Шартиар нежно провела рукой по зернистому боку, точь-в-точь как Даной в лесу прикасалась к деревьям-великанам, передавая тем свои мысли. Множество разноцветных эмоций и энергий пронизывали мир вокруг, но их тайный смысл оставался для меня недостижимым. Иногда мне казалось, что я вижу красочные всполохи краем глаза, но каждый раз я ошибалась.

Я украдкой погладила камень, прислушиваясь к себе, но не нашла никакого отклика. Нутро оставалось равнодушным. Быть может, это был простой ритуал, призывающий уверенность, как дедушкины талисманы, которые приносили в мой маленький мир каплю волшебства, когда я была ребенком.

Перед громадной, в три человеческих роста, дверью, ведущей внутрь Хранилища, иллюзионщики организовали форт-пост. Они прятались под раскидистым зонтом, который явно был украден из моего мира. Я видела такие бело-красные, полосатые зонтики в местной кафешке, которая летом открывала открытую веранду. Под ними обычно прятались воркующие парочки и семьи с детьми, поглощавшие мороженое в неограниченных количествах. Иллюзионщики с методичной тщательностью досматривали каждую жрицу, которая пыталась пройти к дверям. Обладая крайне слабым зрением, враги полагались на обоняние, и вид того, как один из врагов, в особенно грязном и потрепанном балахоне, обнюхивает юную девушку, испуганную до икоты, вызывал у меня дурноту. Пройти мимо них незамеченными было невозможно: мой запах, как пришелицы из другого мира, они бы определили даже за версту.

Тем временем, Шартиар упрямо выглядывала из убежища и осматривала улицу, будто искала что-то важное. Она говорила, что у нас назначена встреча, но с кем?

Пока я размышляла о судьбоносных встречах, то приметила мальчика, худого и рыжего, который шел в нашу сторону, небрежно засунув руки в карманы. Соблюдая непринужденный вид, он оглядывал улицу с настороженностью лисы, вышедшей поживиться в чужой курятник. При его появлении Шартиар отмерла, навострила уши и больше не спускала с него глаз, пока он брел к нам, иногда останавливаясь, чтобы рассмотреть камушек под ногами или осколок битой бутылки.

Каменный портик, огибавший стелу по дуге и уходящий в сторону, был пыльным и заброшенным. Еще недавно камень блестел, но сейчас вся конструкция, уходившая вверх, выглядела пустой и заброшенной. Ветер лениво шевелил желтые опавшие листья, гоня их вниз по улице с тихим шепотом.

Стоило мальчику подойти ближе, я вздрогнула: на совсем юном лице темнели две черных дыры - глаза цвета спелой ежевики, колючие и холодные. Он кинул на меня подозрительный взгляд, такой серьезный и по-взрослому тяжелый, что я поняла – меня положили на громадные весы, чтобы понять, стою ли я чего-нибудь. И, к сожалению, признали негодной.

– Утра, - детский голосок, подернутый рябью хрипотцы совсем недетского свойства, достиг нас словно издалека. Мальчик откинул в сторону грязную челку, усаживаясь на каменную скамеечку у стелы.- Не могу сказать, что он доброе, конечно же.

Меня что-то жутко смущало в ребенке, который вел и говорил как взрослый мужчина, на чью долю выпало немало испытаний. Я его не интересовала ни под каким соусом, он обращался напрямую к Шартиар. Телодвижения и жестикуляция казались мне немного нелепыми, словно взрослый увалень по случайности надел костюм подростка, и теперь разгуливал по улицам столицы, чтобы похвастаться.

– Ну, зачем звала? – мальчик снова смахнул челку, которая бесцеремонно лезла ему в глаза, и без уважения уставился на Шартиар. Та недовольно цыкнула в ответ.

– Поклониться не забыл, щенок? – сладким-сладким голоском спросила Наставница, недобро щуря зеленые глаза. Мальчуган дернул худым плечиков под грязной рубашкой.

– Так не перед кем гнуть спину теперь. Вилф любит, когда ему сапоги лобызают, поклоны не в его вкусе.

– Паршивец, - восхитилась Шартиар дерзким ответом ребенка, - ладно, Марвин, давай руку. И не прикидывайся невинным ребенком. Ее ты еще сможешь обмануть, а меня – бесполезно.

Мальчик протянул чумазую руку с обгрызенными ногтями, цепко хватая пузырек с ладони Шартиар. Я представила, как хрупкое стекло лопается в чужой руке, и сок течет по грязным пальцам, капая на землю. Но нет, мальчишка ловко схватил склянку и посмотрел на просвет: за стеклом плескалась густая субстанция цвета янтаря.

– Дозировка? – деловито уточнил он, пряча пузырек за пазуху и поднимаясь на ноги. Сдвоенный патруль иллюзионщиков прошел мимо, подметая полами плащей пыльную улицу, и в упор не заметил, что мальчик беседует с камнем, который остается к его словам совершенно равнодушным. Когда они приблизились на расстояние вытянутой руки, изнутри у меня все заледенело: сейчас раскроют! Но враги чинно и спокойно прошествовали дальше, не обратив на нас свои подслеповатые глаза.

Увидев, как я побледнела от испуга, мальчишка зубасто усмехнулся. Да, отстраненно подумала я, он куда старше, чем пытается казаться.

– Ну, так сколько лить? Всё?

– Три капли! – испуганно воскликнула я, представив, что будет с иллюзионщиками, которые вкусят на себе все прелести передозировки осокой смолистой. Такое зрелище точно привлечет ненужное внимание.

– Понял! – Марвин отсалютовал, все еще ухмыляясь, и развернулся спиной, собираясь уйти.

Шартиар помялась, подыскивая нужные слова, которые, как назло, не находились.