Шрифт:
— Помогите!! Да что же вы за люди-то такие?!! Помогите, тут майор умирает!!!
Мой слух уловил звук отпираемой двери. Я тут же отскочил в сторону и приготовился атаковать вошедшего, но…
Как только дверь чуть приоткрылась, как Серега сразу же завопил:
— Он за дверью спрятался! Ахтунг! Он спрятался за дверью! Это ловушка!
Признаться честно — такого я не ожидал. Не ожидал, что человек, с которым мы были в одинаковом положении вдруг возьмет, да и предаст. Не ожидал… Потому упустил момент, когда можно было начать действовать. А впрочем, такого момента и не было — в мою сторону сразу же уперлось дуло пистолета.
И смотрел на меня пистолет так, как будто рука, его державшая, без раздумий нажмет на курок.
— Что же ты делаешь-то, сука! — проговорил Геннадий.
— Извини, товарищ майор, но так нужно, — улыбнулся Сергей.
— Зачем, Серега? — только и спросил я, наблюдая, как в нашу камеру заходит с улыбкой Лотар де Мезьер.
К нам зашёл ещё один человек. Только у этого человека вместо пистолета был автомат. Впрочем, это тоже доставляло мало радости. Чувствовалось, что оружие может быть применено при малейшем шухере.
— Затем, что хочется мне сладко спать и вкусно есть, — ответил Сергей Головлев. — Хочется супруге показать заграницу, а то дальше СССР никуда и не выезжала. Много чего хочется, но чего я добьюсь у себя? Только редкие вылазки? В ГДР меня больше уже не возьмут, из-за рапортов начальства, так и придется сгнить где-нибудь в Зажопинске…
— Сука завербованная, — выругался Дорин.
— Я сука завербованная? Да ты на своего товарища посмотри. Его хлебало тоже не медом измазано, а в говне извазюкано. Да, Боря? Или не ты с де Мезьером ручкался и Родину обещал предать без зазрения совести? А? Кто чертежи самолетов передавал?
Дорин с подозрением посмотрел на меня.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — буркнул я в ответ. — Сам продался и других хочешь за собой потянуть?
— Ну да, ну да, — хихикнул Головлев. — Как будто я ничего не знаю. Или ты это для майора красуешься? Товарищ майор, ваш корефан Борис Смирнов та ещё шкура продажная. Если бы я не знал про него ничего… Но я знаю. И спланировали мы всё так, чтобы этого засранца взять. А ты… Майор, уж извини, но просто попался под горячую руку.
— Борис, это правда? — спросил майор.
И что мне говорить? Что я веду на самом деле двойную игру и не я на мушке у Лотара, а он на мушке «Гарпуна»? И что не предавал я Родину, а наоборот, служу ей беззаветно и борюсь с теми, кто ей угрожает?
Как это всё уместить в несколько слов, которые сейчас нужно сказать, чтобы не лишиться единственного союзника?
— Товарищ майор, этот пи… просто пиз…! — жестко ответил я. — Не был я никем завербован и всю дорогу служил Советскому Союзу!
— Тогда откуда ты так хорошо знаешь немецкий язык? — уколол меня Головлев.
— В школе хорошо учился, гнида, — парировал я. — Вот если бы ты также учился как я, то знал бы, что Родину продавать нельзя! А ты…
Я двинулся было к Сереге, но передергиваемый автоматный затвор остановил на половине пути.
— Ты! — ткнул пальцем Лотар на Головлева и показал на дверь. — Шнель!
Сергей с легкой улыбочкой прошел мимо меня и уже возле дверей остановился:
— До скорой встречи, друзья!
Вслед ему донеслись пожелания скорейшего пешего эротического путешествия.
Глава 38
Дорин молчал весь следующий день. Нам принесли скудный завтрак из остывшей овсяной каши и кружки воды. На обед к похожему пиршеству был добавлен кусок хлеба. Ужин тоже не радовал разнообразием. Чтобы в наши головы не приходило ничего героического возле окна вставал охранник с автоматом. Мы особо и не рыпались — не хотелось получать пулю-дуру...
— Мда, похоже тут очень сильно заботятся о нашем здоровье, — хмыкнул я, когда увидел поднос с ужином. — Заплыть жиром точно не сможем.
Дорин в очередной раз промолчал. Похоже, что после случившегося с Головлевым он не скоро сможет кому-нибудь доверять. Впрочем, я его не винил. На его месте я поступил бы также. Если уж тот, с кем делил хлеб в столовой, так поступил, то чего ожидать от остальных?
От жестких лавок болели бока. Шинель спасала, но был минус: натягиваешь на голову — мерзнут ноги, натягиваешь на ноги — холодеет голова. Также ноги замерзали, если их очень долго держать на полу. Комфорта никакого, только неопределенность и волнение.