В мир, где не будет боли, лжи и оскорблений.

Лжецов и чувства вины.

Тяжести на сердце и необходимости скрываться и юлить, будто мелкий уличный воришка.

Это ведь так просто.

Один шаг.

Вперед, навстречу сиянию…

И я буду свободна…

Я ошиблась.

Понимаю, как мне повезло, что родители Тессы согласились приютить меня в своем доме, что господин Эльяни оформил мне временное удостоверение личности как чудесно спасшейся беженке из Лилата. Я даже и не подозревала, сколь странна, сложна жизнь в Эмираде, огромном полисе, где постоянно нужны документы, подтверждающие все на свете, где иные здания поднимаются к небу выше многоквартирных домов Нижнего города, где вызывающе одетые люди и нелюди не расстаются со всевозможными моделями мобильных кристаллизаторов, а шум от наземного и воздушного транспорта — я впервые в жизни вижу столько аэролетов сразу — не смолкает ни на минуту. Тесса уверяет, что это только так кажется с непривычки, а на самом деле ее семья живет в тихом районе, вот в центре действительно может быть шумно, и обещает меня туда свозить, посмотреть достопримечательности, но я не хочу.

Тошнота начинается на излете первой недели. Чаще всего она приходит утром, однако порою накатывает и днем. Меня по-прежнему раздражают любые посторонние запахи, хорошо лишь, что в доме Эльяни живут только четверо и мне нет нужды выходить в места с большей плотностью что народа, что запахов. Конечно же, причина внезапных недомоганий для меня не секрет, оборотни чувствуют это на раннем — куда более раннем, чем у людей, — сроке, да и дети наши даже в материнской утробе развиваются немного быстрее человеческих. Хуже, что у женщин-оборотней не бывает токсикоза, мы редко болеем и спокойно вынашиваем всю беременность без каких-либо особых трудностей, но в том-то и дело, что беременна я не от оборотня и не от человека.

У меня не получается воспринимать это существо как свое дитя, свою плоть и кровь, свое продолжение. Иногда мне кажется, будто оно пожирает меня изнутри, поглощает не только мою энергию, но и всю меня, поэтому я так плохо себя чувствую. Я размышляю отстраненно о том, что будет, когда чета Эльяни поймет, что взвалила на себя не просто девушку, приютившую их дочь в Лилате, но распутницу, уже нагулявшую невесть от кого пузо. Размышляю об инкубах и о брате, о собственной глупости и предательстве, о своем побеге и расплате. И не удивляюсь, когда спустя какое-то время ко мне заглядывает Тесса.

— Рианн? Все в… в порядке?

Я вздыхаю. Нет у меня ответа на этот вопрос.

— Ты… Ты беременна?

Что ж, следовало ожидать, что мое состояние быстро перестанет быть тайной.

— Или я умираю, — повторяю я вслух то, о чем думаю каждый день и каждую ночь.

— Ну, это вряд ли, — Тесса подходит к кровати, смотрит на меня сверху вниз. — Кто станет счастливым папочкой?

— Не знаю, — опять ложь.

Не Байрон. Шансы Арсенио невелики против шансов Клеона, тем паче в преддверии полнолуния.

И оттого еще более мерзко, горько на душе.

Беременна — и даже не от того, кто любит меня и кого люблю я.

— А вдруг двойня? — предполагает Тесса.

— Не дай Лаэ!

— Почему нет?

— Потому что! — что от меня останется, если вдруг их там действительно двое?!

— Тебе надо к врачу. Как лилатской беженке, тебе положено бесплатное медицинское обслуживание. Мы с мамой запишем тебя и сходим вместе с тобой…

— Тесса, я беременна от инкуба и даже не знаю, от кого именно! — сдержаться не получается. — Думаешь, врач мне поможет? Разве что порекомендует избавиться, пока еще не поздно…

— Зачем врачу знать, что ты не можешь назвать имени отца? — парирует Тесса рассудительно. — Его это вообще не должно касаться. Что до або… прерывания, то… я, разумеется, и близко не специалист… но мне кажется, что о подобном исходе речь может зайти только в случае угрозы твоей жизни…

— От инкуба, Тесса! Тебе известно, каковы последствия вынашивания и рождения ребенка от инкуба? Знаешь, что дети их уже в утробе тянут энергию из матери? Байрон говорил что-то о специальных ритуалах, позволяющих женщине выносить хотя бы одного ребенка от инкуба, но я его не слушала… я почти ничего не запомнила из тех его слов. Я не думала тогда… не думала потом… и даже когда… — шмыгаю носом, переворачиваюсь на бок, пытаюсь задавить вырвавшийся невольно всхлип. — Даже когда дело дошло до… до секса, все равно не думала… и никто из них ничего мне не сказал… только Байрон говорил, что не следует торопиться и что лучше подождать до свадьбы…

— Ну, просто так от инкуба не залетишь, это-то точно всем известно.

Я срываюсь. Плачу навзрыд и не могу остановиться, хотя я всегда старалась не показывать слез на людях, всегда избегала любых свидетелей в такой момент. Реву и реву, словно женщина, потерявшая мужа и кормильца и оставшаяся одна-одинешенька с кучей детей, без помощи и защиты, а Тесса опускается на край постели, гладит меня по плечу и руке в попытке успокоить. И я, давясь слезами и рыданиями, начинаю рассказывать.

Рассказываю, что произошло и в тот день, и на балу в отсутствие Тессы.

О ссоре с Эваном и его требовании.

О неудавшемся объявлении и вмешательстве Лизетты.

О своем бегстве и предательстве всех, кого я люблю, кто близок, дорог мне.

Но даже сейчас, изливая девушке свои боль и страхи, я умалчиваю о многих деталях, оставляю при себе подробности. Не упоминаю о Клеоне и о наших с ним тайнах, не делюсь подозрениями относительно его отцовства — да и есть ли в том смысл, если я могу не выжить, если беременность убьет меня? Какая разница, если мы оба — и я, и это существо внутри — обречены?