Если б не выходки того же самого клоуна, который, к счастью, хотя бы больше не пытался ко мне подкатить, я бы наверняка уснула.

А так… Было даже забавно наблюдать за его баттлами с учителями. Вернее, это вряд ли можно с уверенностью назвать баттлами, поскольку с его стороны, как я заметила, ни агрессии, ни грубости проявлено не было. Скорее наоборот, подчёркнутое почтение и вежливость, что, кажется, ещё больше раздражало учителей. Бесило их и веселило нас. Как и то, что он называл их «Мари-Ваннами», всех четверых, поголовно, на разных уроках…

Хотя… я с детства клоунов не люблю.

**

За окном грохочет дорожная техника. На «Московской» рабочие укладывают новый тротуар и вбивают столбы для нового забора. Вряд ли он поможет избавиться от зловония выхлопов, струящихся сквозь форточки, зато, возможно, убережёт чью-то жизнь…

Мой папа не собирался умирать в этот знойный, убаюкивающий жужжанием пчёл, летний полдень. Его гибель стала настолько чудовищной и необъяснимой случайностью, что я до сих пор не в состоянии этого принять. Он просто шёл. Просто шёл пешком в магазин за чёртовым плюшевым единорогом с радужными пайетками на копытцах…

В нашем маленьком совхозном посёлке такой роскоши, как торговые центры, отродясь не водится. Тогда мы приехали в районный центр, чтобы прошвырнуться по магазинам и выбрать мне наряд на будущий день рождения. Это был праздник для меня, как и сам долгожданный папин приезд.

Папа работал вахтовым методом и поэтому редко появлялся дома. Тогда он возводил Крымский Мост и, возвращаясь, всегда рассказывал, что, как только его достроят, мы обязательно прокатимся по нему в Крым. Ещё рассказывал про море, которое я смутно помнила из раннего детства, когда у мамы с папой ещё всё было по-другому… И мы мечтали, как будем жить на его берегу, потому что он собирался купить дом где-нибудь в Феодосии или Керчи, дразнить чаек, ловить рапанов, кидаться медузами и зарываться с головой в песок…

Папа всегда делал мне подарки. Правда, мама этого обычно не одобряла. Они, хоть официально так и не развелись, но, кажется, давно стали чужими друг для друга, и лишь напоказ зачем-то изображали семейное благополучие.

Но в этот его приезд я чувствовала, что что-то изменилось. Я снова видела, как при взгляде на папу горят мамины глаза. И потому это лето обещало стать самым счастливым в моей жизни…

Это я во всём виновата. Мне так понравился этот проклятый единорог. Но мы уже истратили всю запланированную на мои обновки сумму, и огромная плюшевая игрушка так и осталась на витрине.

Чёрт бы его побрал! Чёрт бы побрал меня, большую глупую девочку, отчего-то захотевшую снова стать маленькой! Сдались мне эти радужные копытца!

Кто бы знал, как я винила себя потом…

Но уже ничего не вернуть. На следующий день папы не стало. Он снова отправился в Н-ск за моим идиотским капризом, и какой-то пьяный придурок на внедорожнике сбил его насмерть.

Глава 10

*Она*

Начало учебной недели проходит довольно спокойно. Как ни странно, я без проблем вливаюсь в новый коллектив и даже завожу себе парочку приятелей. А вернее, приятеля и приятельницу — они двойняшки, брат и сестра Алёхины. С братом, по имени Костя, меня посадили за одну парту, а сестра оказалась единственной из всего класса дружелюбно настроенной девочкой.

С остальными же представителями одиннадцатого А школы номер девять пока засада…

Сквозь серые клочья облаков невозможно разглядеть небо. Я иду, то и дело запрокидывая голову и съёживаясь в подспудном ожидании дождя, а в ухо мне вливается знакомая до нотки мелодия.

Как вдруг…

— Что тут у нас?

Кто-то выдёргивает у меня наушник, и не я успеваю даже среагировать, как чья-то холодная ладонь зажимает мне рот.

— Тихо… Спокойно, это всего лишь я, — произносит… Валентин?!

У меня аж дар речи пропадает от удивления. А он, прислушавшись к надрывающейся белой капельке в своих пальцах, продолжает абсолютно невозмутимым тоном:

— Это что, «Ночные Снайперы», угадал? Кто их вообще сейчас слушает?.. Тебе что, сорокет на днях стукнуло?

— Что? — только и способна пролепетать я. — Ты… ты… ты как вообще…

— Ну вообще-то так же, как ты, — перебивает он, возобновив движение. Я сама не замечаю, как шагаю, точно на привязи, следом. — Пешком. Из школы до дома. Мой дом вон там! — он указывает куда-то, но я не свожу глаз с его лица.

Такого серьёзного, даже хмурого, но одновременно магнетически привлекательного.

Погодите-ка. Что ему вообще нужно от меня?..

— Дождь начинается. Ты с зонтом?

Я снова не успеваю ничего сообразить и выгляжу, наверное, опять как идиотка, но самое поразительное, что Валентин, похоже, не замечает и этого. Решив почему-то за меня, что мне противопоказано мокнуть, он берёт меня под руку и тащит куда-то быстрым шагом, при этом не давая вставить в свой монолог ни единого предложения.