Шрифт:
Вопрос в том, что мне теперь делать?
Я вышел из туалета и плотно закрыл за собой дверь. Смешна предосторожность, но лучше, чем ничего.
На всякий случай, накинул крючок на уличную дверь — незачем пока кому бы то ни было шастать в моём доме без спроса.
А сам пошёл на кухню, сел за стол и стал задумчиво пить остывающий чай.
Чай горчил. Чаинки в кружке медленно вращались, словно рыбацкие лодки, попавшие в водоворот.
Ну, Жмыхин!
Он даже из тюрьмы умудрился дотянуться до меня и доставить массу неприятностей. И не мне одному, вот в чём дело.
Сколько людей за эти месяцы перебывало в моём доме? Уйма! Все мои родные, знакомые. Катя, брат, родители. Генерал с Владимиром Вениаминовичем.
Начнись сейчас следствие — всех их будут подозревать и допрашивать. Я-то знал, что гранату подложил Жмыхин. Но попробуй доказать это следствию!
Даже если следователь согласится с моими выводами — всё равно существует официальная процедура. Доказать вину Жмыхина будет очень трудно — вряд ли на гранате найдутся его отпечатки. Не дурак же он, в конце концов. Наверняка позаботился о том, чтобы связать с ним появление гранаты напрямую было невозможно.
Вот и получается, что снова ко мне в дом приедет милиция и начнёт копаться во всех подробностях моей жизни. Чёрт его знает — что покажется им подозрительным! Но с той минуты мы все будем под пристальным наблюдением. И возможно — очень надолго.
Какова вероятность, что сам Жмыхин скажет кому-то про гранату?
Я обдумал эту возможность и решил, что она ничтожна. Хотел бы сказать — давно бы сказал.
Да и сказать он может, только признавшись, что сам подложил её. Или нет?
Тут мне в голову пришла новая мысль. А что, если Жмыхин объявит меня соучастником? У него и на это ума хватит. Или нет?
Чёрт с ним! Так и голову сломать недолго.
Как ни крути, а у меня было только два варианта.
Позвать Павла и затеять долгое и нудное разбирательство.
Или отнести чёртову гранату подальше и выбросить её.
Тщательно поразмыслив, я выбрал второй вариант.
Я оделся и пошёл в сарай. Выбрал из стоявшего там инструмента небольшую, но крепкую штыковую лопату. Ножовкой укоротил её ручку так, чтобы она помещалась в рюкзак.
Зимой в лесу лопата — очень полезная вещь. Надо ли расчистить место для костра, или снять пласт снега, чтобы поставить под ним капкан — обойтись без лопаты трудно. Я давно хотел сделать себе подходящий инструмент, а тут сама жизнь заставила.
Собрав рюкзак, я закинул на плечо ружьё. Выкрутил из гранаты запал, сунул гранату во внутренний карман куртки и вышел из дома.
До вечера ещё было далеко. Я дошёл до Песенки и повернул не направо — к озеру, а налево. Решил заодно прогуляться в верховья речки, проверить — как там поживает семья бобров.
Гранату я сначала думал закопать поглубже где-нибудь в лесной чаще. Но следы... Конечно, через день-два их наверняка засыплет снегом. Но до снегопада я не буду чувствовать себя в безопасности.
Поэтому я добрался до глухой болотистой заводи, сразу за бобровой плотиной. Ни один человек в здравом уме не полезет сюда да же по моим следам. Я и сам-то еле добрался до воды — высокие сапоги почти до верха голенищ утопали в снежно-грязевой жиже.
Лопатой я пробил тонкий лёд на поверхности заводи. Бросил гранату в воду. Запал отправился вслед за ней.
Я постоял минуту, а потом по своим следам выбрался на сухое место. Обошёл заводь по широкой дуге и вышел к каньону.
Обрывистые берега с нанесёнными ветром снежными козырьками производили странное сказочное впечатление. Между обледеневших камней ещё журчала вода — сильных морозов пока не было, и быстрое течение сопротивлялось холодам.
На противоположном берегу я даже сумел разглядеть ту самую нору, в которой летом устроил своё гнездо зимородок.
Раздумывая над сегодняшними событиями, я ощутил странное облегчение. Даже не сразу понял, в чём дело. А потом сообразил.
До сих пор я странным образом жалел Жмыхина и до некоторой степени чувствовал себя виноватым в том, что с ним произошло. Это было абсолютно нелогично, бессмысленно. Но что поделать с причудами совести?
Сегодняшняя находка избавила меня от чувства вины. Она наглядно показала, что Жмыхин был не жертвой своей слабости и трагических обстоятельств, а преступником, который хладнокровно планировал преступления.
Я представил, как он поехал ко мне, предварительно спрятав гранату в кармане. И с самого начала планировал подбросить её мне, а все его разговоры и мирном соседстве были просто для отвода глаз.
Не вышло. Но и жалеть Жмыхина не за что. Разве что порадоваться собственному везению.
Стайка снегирей выпорхнула из леса. Стряхнув с покачнувшихся веток снег, птицы расселись на ольхе, которая нависала с обрыва над речкой, и принялись деловито обкусывать замёрзшие серёжки. Я улыбнулся — до того снегири были похожи на пушистые краснобокие яблоки.