А я прибрался в доме, протёр окна, вымыл полы и купил в магазине бутылку красного вина.

Помимо всеобщего торжества у меня намечался личный праздник. И ему я, честно говоря, радовался гораздо больше.

Вечером должна приехать Катя.

Сегодня у них были занятия, и Катя сообщила, что приедет поздней электричкой. Я собирался встретить её на вокзале в одиннадцать вечера.

Но зато весь конец недели будет принадлежать нам! Удивительно, но так решил декан. Он сам подошёл к Кате и предложил отдохнуть до понедельника.

— Я знаю, вы живёте в области, — сказал декан, — и, наверное хотели бы навестить родных. Поезжайте, и не беспокойтесь. И пожалуйста, передайте привет вашему дяде.

— Ты не знаешь, что он имел в виду? — спросила меня Катя по телефону.

Я пожал плечами, потом спохватился и сказал в трубку:

— Не знаю. Но очень рад, что ты приедешь на все выходные.

С делами я покончил к обеду. Идти в обход не было никакого смысла. Баню я запланировал на завтра — сегодня Катя слишком устанет с дороги. Оставались несколько свободных часов, и я решил провести их с пользой.

В самом деле, зачем дожидаться Владимира Вениаминовича? Можно же попробовать вспомнить что-нибудь ещё самостоятельно.

Честно говоря, меня не слишком интересовали общественные события. Ну, то есть, волновали, конечно. Но их я и так помнил в общих чертах, а уточнить даты и подробности можно будет со временем.

А вот события моей личной жизни... Это совсем другое дело. Мне казалось очень важным вспомнить их самому, чтобы лишний раз не делиться сокровенным с посторонними людьми.

Я проверил печку, которую топил с утра. Угли уже почти погасли, и трубу можно было смело закрывать. На всякий случай, я оставил минимальную вытяжку. Лучше немного замёрзнуть, чем сильно угореть.

Вообще-то, с подачи Алексея Дмитриевича я привык медитировать сидя. Но сейчас решил попробовать тот способ, которым пользовался Беглов.

Я переоделся в свободный спортивный костюм и лёг в кровать прямо поверх покрывала. Закрыл глаза и попытался расслабиться.

Моим пальцам тепло. Они расслабляются и тяжелеют. Дыхание ровное и спокойное. Ничто не тревожит меня. Я вижу перед собой гладь воды. Она подёрнута лёгкой рябью от утреннего ветерка.

Руки тяжелеют. По ним поднимается приятное тепло. Я не могу пошевелить руками, но это не тревожит меня.

Самое главное в этом деле — не уснуть, подумал я. Но даже эта мысль не помешала мне представить тёмную гладь летнего озера, широкие листья кувшинок, их белые и жёлтые цветы. Я увидел изумрудную стрекозу, которая села на цветок, взмахивая блестящими слюдяными крыльями.

Мои ноги расслаблены. По ним поднимается приятное тепло. Я не могу пошевелить даже пальцами ног.

Стрекоза вспорхнула с цветка и полетела вдоль берега. Внезапный порыв ветра пригнул к воде метёлки камыша. Шевельнули косматыми лапами тёмные ели на острове, который драгоценным камнем лежал посреди озера. С охотничьей базы на другом берегу донёсся еле слышный собачий лай.

А затем я без всякого перехода очутился у себя на кухне и увидел Жмыхина. Он выглядел почти так же, как в тот раз, когда приезжал ко мне в Черёмуховку. Только лицо его похудело и было бледным.

— Приготовил я тебе сюрприз, Андрей Иваныч! — сказал Жмыхин, и зло усмехнулся.

Собаки на базе залаяли заливисто и близко. Я хотел выйти мимо Жмыхина на улицу, но егерь схватил меня за рукав и принялся трясти.

— Андрей Иваныч! Андрей Иваныч!

— А?

Я открыл глаза и увидел прямо над собой испуганное лицо Фёдора Игнатьевича.

— Андрей Иваныч! Жив?

— Что случилось?

Я вскочил с кровати, и председатель отпрянул.

— Что вы здесь делаете?

— Так по делу к тебе зашёл. В окно стучу, собаки лают-заливаются. А ты на кровати лежишь и не шевелишься! Я думаю — не дай бог, помер Андрей Иваныч! А дверь-то открыта! Ну, я в дом, и давай тебя трясти! Ну, жив, слава богу!

— Да с чего мне помирать?

— Мало ли! Тут никто не знает — что и с чего. Слушай, ну и крепко же ты спишь, а! А почему одетый?

— Да я устал что-то, прилёг на минутку и заснул.

— Ну-ну!

Я потряс головой, приходя в себя. Что за ерунда мне снилась? Посмотрел на часы — ничего себе! Сорок минут спал. Гипнотизёр!

— Фёдор Игнатьевич, чаю хотите?

— Чаю? Это можно. Чай — это хорошо. А ты слышал, что по деревне болтают, Андрей Иваныч?

— Нет, не слышал. А что болтают?

— Да так, ерунду всякую. Вот поймать бы того, кто эти слухи распускает, да язык бы вырвать!

— Что за слухи-то, Фёдор Игнатьевич? — спросил я, наливая в чайник воду.