— Андрюха, ты никак с добычей? — удивился отец, увидев куницу.

— Хороша? — гордо спросил я.

— Не то слово!

Владимир Вениаминович даже с табурета вскочил.

— Можно?

Я протянул ему куницу, и Беглов огромной ладонью легко погладил бурый мех.

— Да, это не лисиц по полям стрелять! — с завистью сказал он.

— Повезло, — улыбнулся я. — Собаки прихватили у самой деревни. Ну, а как ваши успехи?

— Видишь — отмечаем! — хмыкнул отец. — Хоть я и не верил во все эти россказни, а бутылочку с собой прихватил, на всякий случай! А ведь и правда — не хочется курить! И главное — абсолютно не помню, что этот шаман со мной сделал!

Отец непочтительно ткнул пальцем в сторону Владимира Вениаминовича.

— Ничего особенного, — улыбнулся Беглов. — Простая манипуляция.

— Простая, как же — не поверил отец. — Представляешь, Андрюха! Он же меня прямо здесь загипнотизировал, за столом. Пока я не ожидал!

— Когда человек не ожидает гипноза — с ним легче всего работать, — сказал Беглов. — Да вы попробуйте закурить, не мучайтесь! Сразу перестанете сомневаться.

Отец вытащил из кармана папиросу.

— Не хочется, вроде.

— А вы через «не хочется». Закурите, и поймёте, о чём я говорю.

— Только на улице, — строго сказал я. — Здесь теперь все некурящие, вот и нечего дом коптить.

— А и правда, засиделся я, — заметил Беглов. — Мне ещё к Степану Владимировичу надо зайти.

— К Худоярову? — спросил я. — А зачем?

— Трифон попросил подбодрить старика. У меня это неплохо получается. Знаете, что самое страшное в старости, Андрей?

— Что? — спросил я, хотя прекрасно знал ответ по опыту своей прошлой жизни.

— Ощущение ненужности. Жизнь убегает вперёд, а ты топчешься на месте, цепляешься за прошлое. И в один печальный момент весь твой драгоценный опыт становится никому не нужен. Ну, или тебе так кажется. А ведь это одно и то же. Что мы ощущаем, то и считаем правдой.

— И как вы с этим боретесь? — спросил я. — Я имею в виду — как помогаете Степану Владимировичу?

— Да просто расспрашиваю его о прежней жизни. Довоенной и военной. О том, чего моё поколение уже не помнит. Много ли надо старику? Внимание к его рассказам, вот и всё. И он уже понимает, что не зря жил на свете, раз его жизнь кому-то интересна. Ну, так вы пойдёте?

Это Владимир Вениаминович спросил уже у отца.

— Да ну, — махнул рукой отец. — Что там пробовать? Бросил — значит, бросил.

— Тогда вы, Андрей, проводите меня до калитки. Мне нужно сказать вам пару слов.

Я накинул обратно фуфайку и вышел вслед за Бегловым. Возле калитки Владимир Вениаминович оглянулся на окно кухни и негромко сказал:

— Ваш отец очень боится за своё здоровье. Он потому и приехал сегодня.

Я недоумённо нахмурился.

— Откуда вы знаете?

— Под гипнозом я спросил его — почему он вдруг решил поверить вашему рассказу. Он ответил, что с недавних пор его по ночам мучает кашель, и никак не проходит. Он опасается, что заболел.

Владимир Вениаминович помолчал секунду.

— Я попросил его вспомнить ночь и тот самый кашель. Знаете, это, действительно, тревожный признак. Мне еле-еле удалось остановить приступ. На вашем месте я бы показал отца врачу. Собственно, я и вашему отцу попытался внушить эту мысль. Но нужен внешний толчок.

— Зачем? — не понял я.

— Это очень распространённое явление, — объяснил Беглов. — Когда люди боятся заболеть, они предпочитают остаться в неведении, но не идти к врачу и не узнавать диагноз.

— Но это же глупо! — воскликнул я.

— Глупо, — согласился Владимир Вениаминович. — Но так часто бывает. Не затягивайте с осмотром. И если что — сразу ко мне. Мы всё устроим.

— Спасибо! — сказал я.

— Да не за что! — отмахнулся Владимир Вениаминович.

Он повернулся и, скрипя валенками по снегу, пошёл в сторону сельсовета. Я посмотрел ему вслед и вернулся в дом.

Ночью я почти не спал. Отца действительно мучил кашель — сухой, надрывный, почти не прекращающийся. Притворяясь спящим, я лежал лицом к стене и слушал, как отец выходил на кухню попить воды и плотно прикрывал за собой дверь. Но и через дверь было слышно, как он кашляет, закрывая ладонью рот.

Это повторялось трижды, в последний раз — перед самым рассветом. На второй раз я услышал, как отец вышел на улицу.

Курить пошёл, догадался я.

Но он почти сразу вернулся, недовольно отплёвываясь. Снова зашёлся в приступе кашля и загремел кружкой, черпая воду из питьевого ведра.

Когда он закашлялся в третий раз, я не выдержал.

За окном уже серел предрассветный сумрак. Я решительно поднялся с постели и вышел на кухню.

— Андрюха? — огорчился отец. — Всё-таки, разбудил я тебя?