Клеопатра сочувственно слушала. С каждой минутой Куксин держал себя все увереннее. Прежнее настроение быстро возвращалось к нему. Они уже знакомы — это ли не победа, не поворотный пункт в его судьбе — Глаза его вновь зажглись огнем, а голос страстью.

— Послушайте, а для чего вы мне все это рассказываете? — с некоторым беспокойством спросила юная красавица.

— Как для чего? — искренне удивился Куксин. — Разве не ясно? Я хочу сделать вам предложение.

Девушка рассмеялась. Ах, как она была прекрасна в эту минуту. Вернее, особенно прекрасна. Куксин ликовал. Он отчетливо понимал: еще мгновение, и это сокровище будет принадлежать ему.

Конечно, она сказала бы «да», в этом не было никакого сомнения — он по глазам ее понял, что она согласна. Если бы, если бы не одна маленькая помеха…

— Спасибо, но я не могу принять вашего предложения, — сказала она с явным сожалением. — Я уже замужем…

— Вас у меня просто украли, — с грустью сказал Куксин. — И все-таки это не поражение, а победа. Разве красота может принадлежать только одному человеку? Ведь теперь мы знакомы, и я по-настоящему счастлив Честное слово. Мне нравится, что вы улыбаетесь. Главное, никогда не терять чувство юмора. Потерять чувство юмора — значит потерять свое «я». Если хотите знать, я внутренне был готов к этому. Мы еще встретимся. До свидания.

«Конечно, это чистая случайность, что она оказалась замужем, — думал Куксин. — Но если бы она не была замужем, она не ушла бы от меня. Нисколько в этом не сомневаюсь».

Из-за визита в книжный магазин Куксин опоздал на работу. Он был так огорчен, что не успел придумать в свое оправдание ничего путного. Пришлось прибегнуть к экспромту, согласно которому он опоздал из-за того, что его дядя умирает от рака, тетя попала в автомобильную катастрофу, у племянника выдернули не тот зуб, у бывшей тещи обнаружили функциональное расстройство нервной системы, соседка проглотила набор швейных иголок, а сам он отравился анчоусами. Все это он выпалил единым духом и уставился на начальника немигающим взглядом. Ему страх как не хотелось, чтобы его ругали. Начальник и не ругал, а только сказал:

— Вы, Куксин, опоздали всего на двадцать минут, а видите, к каким печальным последствиям это привело.

Разве этой остолопине, дубине стоеросовой вдомек тонкие человеческие переживания? Разве этот осел, уткнувшийся своей толстой мясистой рожей в бумаги, понимает, как прекрасен мир и что, если он опоздал на двадцать минут, может быть, эти двадцать минут стоили всей его остальной — прошлой и будущей — жизни?

«Выходящие, исходящие, — иронизировал про себя Куксин, — докладные, справки… Куда делась какая-то записанная за мной бумага? Какая чепуха, какая проза!»

Вечером Куксин с аппетитом поужинал банкой килек в томатном соусе, выпил бутылку кефира и лег спать на старом скрипучем диване в маленькой каморке в мастерской друга-художника в старом двухэтажном строении на окраине города. Уснул он быстро. Дай бог нам с вами так легко засыпать и видеть такие чудесные сны.

В сиреневых сумерках он гулял по улицам живописного средиземноморского города. Может быть, Марселя, может быть, Генуи или Дубровника. Лицо его овевал терпкий морской воздух, над головой шелестели листья пальм и мандариновых деревьев. Улицы были прочерчены гирляндами разноцветных огоньков. Они перемигивались, дробились, уплывали, исчезали и вновь появлялись. На одной из площадей Куксин увидел в веселой карнавальной толпе юную прекрасную Клеопатру. Она бежала навстречу ему.

Как упоительно они танцевали! Потом катались на белокрылой яхте, быстро скользившей по пенным бурунчикам моря. Потом ужинали в приморском ресторане на открытой веранде. Куксин смотрел в веселые смеющиеся глаза юной Клеопатры, держал в руке ее теплую руку и вдохновенно пел: «Я опущусь на дно морское, я поднимусь за облака. Я все отдам тебе земное, лишь только ты люби меня…»

Он проснулся с чувством легкого сожаления, но оно тут же улетучилось. Ведь он вот-вот по дороге на работу увидит живую, настоящую Клеопатру. А это стоило самого лучшего цветного сна. Нет, все-таки жизнь действительно прекрасна…

Это был умелый, знающий свое дело лесоруб. С утра до вечера он проводил в лесу. Валил деревья, очищал их от сучьев, вязал в пучки. К вечеру он валился с ног от усталости, ломило спину, сводило мышцы. Лесоруб жил одиноко. Он был еще не стар, но как-то так за работой не удосужился найти себе подходящую жену. Да, наверное, никто и не пойдет замуж, думал он, за такого неотесанного, малоразговорчивого, нелюдимого человека. Однако за его внешней суровостью и сдержанностью скрывалось доброе и нежное сердце.

Кто знает, какие мысли бродили в его голове, когда вечерами он сидел на скамье в палисаднике у своего дома и смотрел на бегущие по темнеющему небу розовые облака, а потом на мерцающие на темном небосводе белые хрупкие снежинки звезд. Много разных мыслей приходит в голову человека, когда он в одиночестве смотрит на далекие звезды.

Однажды, когда лесоруб уже готовился спать, в его дверь кто-то робко постучал. Он открыл дверь. На крыльце стояла маленькая, худенькая девочка в старом ситцевом платьице. Ее волосы спутал ветер, лицо было покрыто грязными разводами. В глазах застыли испуг и отчаяние. На вид ей было лет пять или шесть. Лесоруб спросил, кто она и где ее дом. Девочка ничего не ответила и все так же умоляюще смотрела на него. Лесоруб больше ни о чем ее не спрашивал — завел в дом, согрел воды, помыл ее в большом деревянном корыте, накормил.