— Редактор просил вас сразу зайти, как придете, — встретили его наутро сотрудники.

«Я теперь — что, после каждого проигрыша на ковре стоять буду? Век бы им не становиться чемпионами», — ожесточенно подумал Потехин. Плохое настроение усугублялось тем, что ночью у дочери (такая наглость!) опять ночевал «этот тип». Утром Юлий Викторович, набравшись духу, вышел из комнаты, намереваясь сказать «типу» все, что он о нем думает, но того уже и след простыл.

— Где? — грозно спросил Юлий Викторович у спящей дочери.

— Кто? — сказала она, не просыпаясь.

— Тот, кто здесь был! — загремел Потехин, радуясь, что необходимость вести разговор с «типом» отпала.

— Здесь никого не было, папочка, — кротким голосом ответила дочь.

Удивительно: когда она успела превратиться в столь наглую девицу?

— Плоды твоего воспитания, — шипела жена, жаря яичницу.

И вот теперь еще редактор.

— Вы что же? — спросил он, без улыбки глядя на Потехина.

— Что? — переспросил Потехин.

— Проигрываете, — констатировал редактор и после некоторой паузы сказал: — Я надеюсь, Юлий Викторович, что это в первый и последний раз.

Потехину стало смешно, захотелось крикнуть: «Да вы что, с ума сошли?» — или хотя бы расхохотаться громко, но он молча, пожав плечами, вышел из кабинета.

В этот раз на базу поехали всем отделом. Тренер был зол и говорить с журналистами отказался. Только Потехину по старой дружбе, отведя его в сторону, шепнул:

— Сбесились. Ну что я могу поделать? Печеночкин сегодня ночью на базу не явился, Рожин пришел, но лучше б и не приходил, глаза б мои на него не смотрели. Сбесились.

После базы Потехин поехал к Никифорову, идти домой не хотелось.

— Ты же сам говорил: футбол — это драма, чего ж ты теперь так переживаешь? В драме всякое бывает, а коли сбесились, так перебесятся, — утешал друга старый драматург.

И он оказался прав! В конце концов все более или менее наладилось. Правда, чтобы успокоить общественное мнение, тренеру пришлось, так сказать, в порядке экстренных воспитательных мер, отчислить из команды полузащитника.

— Что ж, — философски заметил по этому поводу Никифоров. — Царевне Софье, помнится, тоже пришлось когда-то столкнуть на стрелецкие копья боярина Шакловитого…

После всех передряг команда выиграла два матча (один дома, а другой на выезде), и все опять повеселели, и сотрудники спортивного отдела ходили гоголями.

Но быть совершенно спокойным, как когда-то, когда команде и не снились трофеи из благородного металла и никто в городе (а уж тем более редактор, никогда в жизни не бывавший на футболе) командой особенно не интересовался… Словом, те времена прошли безвозвратно и вряд ли повторятся.

Наступил день, который и должен был наступить: команда снова проиграла. Проиграла позорно, не реализовав пенальти.

— Печенка! — не унимались трибуны. — Печенка!

Да, Печеночкин играл в этот раз откровенно слабо, и Юлий Викторович вынужден был это признать. Никифоров (исключительно из благородства) ни разу не произнес имени Кипиани: лежачих не бьют.

Домой возвращались молча. И даже жена с участием спросила, открыв дверь:

— Очень скверно играл?

— Кто? — удивился Юлий Викторович.

— Печеночкин.

— А-а, — махнул рукой Потехин и ушел спать.

Утром, собираясь в редакцию, Юлий Викторович заметил, что жена опять плачет.

— Ну что еще? — спросил он с досадой.

— Я не стала тебе вчера говорить, чтобы окончательно не расстраивать. Машка выходит замуж, уже заявление подали.

— Почему же это должно меня расстраивать? — удивился Потехин. — Выходит замуж — и прекрасно, и наконец-то!

— Тебе лишь бы с рук сбыть, — сказала жена явную глупость.

— Ну ладно, мне некогда. — Юлий Викторович пошел к двери.

— Погоди, — остановила его жена. В глазах ее все еще стояли слезы. — Ты разве до сих пор не догадался, за кого твоя дочь выходит замуж?

— За кого? — испугался Потехин.

— Да за Печеночкина же! — с отчаянием сказала жена.

— Как?! — воскликнул Потехин и сел на стоящую у двери тумбу для обуви. — Теперь мне все ясно.

— Что тебе ясно? — спросила жена.

— Мне ясно, — трагическим голосом сказал Потехин, — почему он так плохо бьет штрафные.

Жена посмотрела так, как смотрят на тяжелобольных.

— Мне не нравится эта кандидатура, — высокомерно заявила она.

— Тебе что, Печеночкин не нравится? — рассердился Юлий Викторович. — Тебе-то ведь все равно, как он бьет штрафные!