— Прости, дедуля, — выговорил Иванушка, кося одним глазом на распотрошенную куклу в лазоревом платье и на своего кота.

Рыжий лежал, не шевелясь. Но и однорукая тварь тоже была неподвижна — не пыталась больше душить Эрика. Лучи заходящего солнца — в который уже раз заходящего — подсвечивали их с одной бока. Так что и кот, и мнимая девица казались подобием ярмарочных скоморохов, облаченных в половинчатые двухцветные костюмы.

3

— Я прощаю тебя, — сказал Иванущкин дед, голос которого больше не шелестел, а словно бы сыпался — как песок в стеклянных часах. — Купец первой гильдии и не должен плясать под чужую дудку. Его право — поступать, как ему подскажут разум и долг.

«Я не купец первой гильдии», — хотел было возразить Иванушка. Но тут страшное подозрение ударило его с такой силой, что он едва не начал задыхаться, как его рыжий кот минуту назад.

— Дедуля, — вымолвил Иванушка, молясь, чтобы голос его не дрожал, — а где сейчас батюшка? Он ведь был с тобой, когда всё началось?

Он хотел сказать: когда ты восстал; но не решился.

— Скоро ты все сам узнаешь, — пообещал его дед, и кровянистая чернота его руки начала радужно переливаться — словно подернулась гнилостной пленкой. — А пока что — внимай тому, что я скажу. Твоя подруга должна была сама убить свою двойницу — поскольку она сама её и сотворила. Но теперь она этого не сделает. Без моей помощи она и шевельнуться не сможет. А я отпущу её, как только договорю.

Иванушка хотел было возразить, возмутиться. Он понимал: дед хочет наказать его за ослушание, однако Зину-то ему за что было наказывать? Это было бы злобной несправедливостью, и только. Но потом купеческому сыну припомнились все те нехорошие слухи, что ходили в Живогорске про его деда. И теперь выходило: никакие это были не слухи. А потому Иванушка прикусил язык — смолчал. Он и так достаточно разозлил уже Кузьму Алтынова — восставшего из мёртвых одноглазого колдуна, который тем временем говорил:

— Для своей подруги ты уже ничего сделать не сумеешь. Зато сумеешь — для себя. Ежели исполнить в точности все, что я тебе велю.

Тут Иванушка с громадным облегчением заметил, как пошевелился его кот. Рыжий был жив! Но тут же купеческий сын и устыдился этого чувства облегчения. Зина — его Зина! — лежала сейчас на земле как неживая, и через неё с ним говорил его дед, умерший пятнадцать лет назад. А он, Иван Алтынов, смел радоваться тому, что его кот уцелел в схватке с нежитью!

И дед словно бы прочёл мысли Иванушки. Или, быть может, просто проследил направление его взгляда. Рука-то Кузьмы Алтынова была здесь, а сам он стоял сейчас от Иванушки обок и чуть позади. И купеческий сын боялся даже повернуть голову в его сторону — а ну, как согбенная дедова фигура снова перила теперь над землей?

— Твой кот, — прошелестел Кузьма Петрович, — хоть и выжил, но будет теперь для тебя бесполезен. Ты ведь, Ванятка, совсем не такой простак, каким тебя считают. Ты сразу понял: кот — существо, способное отогнать ходячих покойников. Кошки не только чуют их истинную сущность — они заставляют всех нас о ней вспомнить.

«Всех нас, — отстраненно повторил за ним Иванушка — но не вслух, конечно же. — Мой дед и не пытается скрыть, кто он такой на самом деле…»

И тут же Иван Алтынов краем глаза уловил, как зашевелилась распотрошенная девица в лазоревом. Она пока что не пробовала снова схватить Эрика, но Рыжий находился слишком уж близко от неё — буквально у неё под боком. И купеческий сын мысленно подтолкнул котофея: «Ну, давай — хотя бы отползи в сторонку, если нет сил встать на лапы!»

А Кузьма Алтынов продолжал между тем вещать омертвевшими устами Зины Тихомировой:

— И нам неприятно вспоминать, кто мы такие. Уж ты мне поверь. Кому ж это понравится — знать, что превратился в умертвие? Но теперь твой кот увидел вблизи свою собственную смерть. И больше он мертвых не напугает. Он стал для нас почти таким же, как мы сами.

Эрик начал подергивать лапами — он словно бы и вправду уловил, как его хозяин безмолвно к нему взывает. Но отползти (а тем более — отбежать) от девицы-куклы в лазоревом платье у него пока не получалось.

Так что Иванушка слушал деда вполуха. Во время его тирады он следил, что станет делать девица в лазоревом. Слова деда не особенно встревожили его: чугунный крест, вывороченный из земли, тоже показал себя подходящии средством, чтобы отогнать ходячих покойников. А на худой конец и палка-махалка сгодилась бы. Если его кот станет просто рыжим зверем, а никаким не стражем загробного мира — невелика беда.

«Беда-то в другом», — подумал Иванушка.

И снова дед будто прочёл его мысли.

— Солнце скоро зайдет, — сказал Кузьма Алтынов. — И тогда мы все — такие, как я, — сделаемся втрое опаснее. Потому я и должен переговорить с тобой не медля — при свете дня.

И от этого упоминания заката Иванушку прямо-таки передернуло.

— Дедуля, — спросил он, по-прежнему не решаясь повернуть к деду голову, — это ты сделал так, чтобы солнце никак не могло закатиться сегодня?

Кузьма Алтынов не отвечал так долго, что Иванушка успел за это время углядеть, как его кот медленно пополз в сторону от девицы в лазоревом — волоча за собой задние лапы, двигая только передними. И как девица наружно перекатилась на правый бок и протянула к коту свою левую руку. Даже сделала такое движение скрюченными пальцами, будто намеревалась ухватить рыжего зверя за шкирку. Но — промахнулась, цапнула только воздух над загривком Рыжего. Пока что — промахнулась.