Стихотворения
вернуться

Державин Гавриил Романович
Шрифт:

ЗАДУМЧИВОСТЬ {*}

Задумчиво, один, широкими шагами Хожу, и меряю пустых пространство мест; Очами мрачными смотрю перед ногами, Не зрится ль на песке где человечий след. Увы! я помощи себе между людями Не вижу, не ищу, как лишь оставить свет; Веселье коль прошло, грусть обладает нами, Зол внутренних печать на взорах всякий чтет. И мнится мне, кричат долины, реки, холмы, Каким огнем мой дух и чувствия жегомы И от дражайших глаз что взор скрывает мой. Но нет пустынь таких, ни дебрей мрачных, дальных, Куда любовь моя в мечтах моих печальных Не приходила бы беседовать со мной. 1807(?)

ВОДОМЕТ {*}

Луч шумящий, водометный, Свыше сыплюща роса! Где в тени в день знойный, летний Совершенная краса, Раскидав по дерну члены И сквозясь меж струй, ветвей, Сном объята в виде пены, Взгляд влекла души моей; Где на зыблющу склонялись Лилии блестящу грудь, Зарьных розы уст касались И желали к ним прильнуть; Воздух свежестью своею Ей спешил благоухать; Травки, смятые под нею, Не хотели восставать; Где я очи голубые Небесам подобно зрел, С коих стрелы огневые В грудь бросал мне злобный Лель. О места, места священны! Хоть лишен я вас судьбой, Но прелестны вы, волшебны И столь милы мне собой, Что поднесь о вас вздыхаю И забыть никак не мог, С жалобой напоминаю: Мой последний слышьте вздох. 1807(?)

ПРИВРАТНИКУ {*}

Един есть бог, един Державин, Я в глупой гордости мечтал; Одна мне рифма — древний Навин, Что солнца бег остановлял. Теперь другой Державин зрится, И рифма та ж ему годится; Но тот Державин — поп, не я: На мне парик, на нем скуфья. Итак, чтоб врат моих приставу В Державиных различье знать, Пакетов, чести по уставу, Чужих мне в дом не принимать, Не брать от имреков пасквилей, Цидул, листов — не быть впредь филей, Даю сей вратнику приказ Не выпускать сего из глаз: На имя кто б мое пакеты Какие, письма ни принес, Вопросы должен на ответы Тотчас он дать, бумаг тех в вес, Сказать: отколь, к кому писанья? И те все произнесть признанья Свободным, без запинок, ртом; Подметны сплетни жги огнем. А чтоб Державина со мною Другого различал ты сам, — Вот знак: тот млад, но с бородою, Я стар — юн духом по грехам. Он в рясе длинной и широкой; Мой фрак кургуз и полубокой. Он в волосах, я гол главой; Я подлинник — он список мой. Он пел молебны, панихиды, И их поныне всё поет; Слуга был Марса я, Фемиды, А ныне — отставной поэт; Он пастырь, чад отец духовный, А я правитель был народный. Он обер-поп, я ктитор муз, И днесь пресвитер их зовусь. Кропит водой, курит кадилом, Он тянет руку дам к устам; За честь я чту тянуться с рылом И целовать их ручки сам. Он молит небеса о мире, Героев славлю я на лире; Он тайны сердца исповесть, Скрывать я шашни чту за честь. Различен также и делами: Он ест кутью, а я салму; Он громок многими псалмами, Я в день шепчу по одному. Державин род с потопа влекся; Он в семинарьи им нарекся Лиш сходством рифм моих и стон. Мой дед мурза, его дед поп. И словом, он со мной не сходен Ни видом, ростом, ни лицом; Душой, быть может, благороден, Но гербом не Державин он! В моем звезда рукой держима, А им клюка иль трость носима. Он может четки взнесть в печать, Я лирою златой блистать. А потому почталионов, Его носящих письма мне, Отправя множеством поклонов, Ни средь обедов, ни во сне Не рушь ты моего покою; Но позлащенной булавою С двора их с честью провожай; Державу с митрой различай, Январь 1808

АСПАЗИИ {*}

Блещет Аттика женами, Всех Аспазия милей: Черными очей огнями, Грудью пенною своей. Удивляючи Афины, Превосходит всех собой; Взоры орли, души львины Жжет, как солнце, красотой. Резвятся вокруг утехи, Улыбается любовь, Неги, радости и смехи Плетеницы из цветов На героев налагают И влекут сердца к ней в плен; Мудрецы по ней вздыхают, И Перикл в нее влюблен. Угождают ей науки, Дань художества дают, Мусикийски сладки звуки В взгляды томность ей лиют. Она чувствует, вздыхает, Нежная видна душа, И сама того не знает, Чем всех больше хороша. Зависть с злобой, содружася, Смотрят косо на нее, С черной клеветой свияся, Уподобяся змее, Тонкие кидают жалы И винят в хуле богов, — Уж Перикла силы малы Быть щитом ей от врагов. Уж ведется всенародно Пред судей она на суд, Злы молвы о ней свободно Уж не шепчут — вопиют; Уж собранье заседало, Уж архонты все в очках; Но сняла лишь покрывало — Пал пред ней Ареопаг! 24 апреля 1809

СИНИЧКА {*}

Синичка весення! Тиликать престань: Во время осенне Зяблику дань Ты платишь, и таешь, Вздыхаешь, вздыхаешь, вздыхаешь. Любить всем в природе Судьбой суждено, Но в птичьем народе, Ах! нужно одно, Что если пылаешь, Вздыхаешь, вздыхаешь, вздыхаешь, То помни, что лето Тотчас протечет; Что сердце, нагрето Лишь страстью, поет; Но хлад как встречаешь, Вздыхаешь, вздыхаешь, вздыхаешь. Так выбери ж птичку Такую себе, И в осень синичку Чтоб жала к себе И хладу не знала, Вздыхала, вздыхала, вздыхала. 15 июля 1809

НЕЗАБУДОЧКА {*}

Милый незабудка-цветик, Видишь, друг мой, я, стеня, Еду от тебя, мой светик: Не забудь меня. Встретишься ль где с розой нежной, Иль лилеей взор пленя, В самой страсти неизбежной Не забудь меня. Ручейком ли где журчащим Зной омоешь летня дня, И в жемчуге вод шумящих Не забудь меня. Ветерок ли где порханьем Кликнет, в тень тебя маня, И под уст его дыханьем Не забудь меня. 22 июля 1809

ОКОВЫ {*}

Лиза голову чесала Скромно гребнем золотым; Взявши волос, привязала К красотам меня своим. Быв окован цепью нежной, Я шутил — прервать хотел; Попытался — и железной Тверже цепь сию нашел. С самой той поры я в скуке, В тяжком плене нахожусь: Не могу уж быть в разлуке, Волоском за ней влекусь. И лишь тем я облегчаюсь, Успокоиваю грусть, Что к ней ближе прививаюсь И касаюсь сладких уст. 1809

АРИСТИППОВА БАНЯ {*}

Что вы, аркадские утехи, Темпейский дол, гесперский сад, Цитерски резвости и смехи И скрытых тысячи прохлад Средь рощ и средь пещер тенистых, Между цветов и токов чистых — Пред тем, где Аристипп живет? Что вы? — Дом полн его довольством, Свободой, тишиной, спокойством, И всех блаженств он чашу пьет! Жизнь мудрого — жизнь наслажденья Всем тем, природа что дает. Не спать в свой век и с попеченья Не чахнуть, коль богатства нет; Знать малым пробавляться скромно, Жить с беззаконными законно; Чтить доблесть, не любить порок, Со всеми и всегда ужиться, Но только с добрыми дружиться: Вот в чем был Аристиппов толк! Взгляните ж на него. Он в бане! Се роскоши и вкуса храм! Цвет роз рассыпан на диване; Как тонка мгла иль фимиам, Завеса вкруг его сквозится; Взор всюду из нее стремится, В нее ж чуть дует ветерок; Льет чрез камин, сквозь свод, в купальню, В книгохранилище и спальню Огнистый с шумом ручеек. Он нежится, и Апеллеса Картины вкруг его стоят: Сверкают битвы Геркулеса; Сократ с улыбкою пьет яд; Звучат пиры Анакреона; Видна и ссылка Аполлона, Стада пасет как по земле, Как с музами свирелку ладит, В румянец роз пастушек рядит: Цветет спокойство на челе. Иль мирт под тенью, под луною, Он зрит, на чистом ручейке Наяды плещутся водою, Шумят, — их хохот вдалеке Погодкою повсюду мчится, От тел златых кристалл златится, И прелесть светится сквозь мрак. Всё старцу из окна то видно; Но нимф невинности не стыдно, Что скрытый с них не сходит зрак. А здесь — в соседственном покое, В очках друзей его собор Над книгой, видной на налое, Сидит, склоня дум полный взор, Стихов его занявшись чтеньем; Младая дщерь на цитре пеньем Между фиялов вторит их. Глас мудрости живей несется, Как дев он с розовых уст льется, Подобно мед с сотов златых. «О смертные! — поет Арета, — Коль странники страны вы сей, Вкушать спешите блага света: Теченье кратко ваших дней. Блаженство нам дарует время; Бывает и порфира бремя, И не прекрасна красота. Едино счастье в том неложно, Коль услаждать дух с чувством можно, А всё другое — суета. Не в том беда, чтоб чем прельщаться, Беда пороку сдаться в плен. Не должен мудрым называться, Кто духа твердости лишен. Но если тело услаждаем И душу благостьми питаем, Почто с небес перуна ждать? Для жизни человек родится, Его стихия — веселиться; Лишь нужно страсти побеждать. И в счастии не забываться, В довольстве помнить о других; Добро творить не собираться, А должно делать, — делать вмиг. Вот мудра мужа в чем отличность! И будет ли вредна тут пышность, Коль миро на браду занес И час в дом царский призывает, Но сирота пришел, рыдает: Он встал, отер его ток слез? Порочно ль и столов обилье, Блеск блюд, вин запах, сладость яств, Коль гонят прочь они унынье, Крепят здоровье и приятств Живут душой друзьям в досугах; Коль тучный полк стоит в прислугах И с гладу вкруг не воют псы? Себя лишь мудрый умеряет И смерть, как гостью, ожидает, Крутя, задумавшись, усы». Но вдруг вошли, пресекли пенье От Дионисья три жены, Мужам рожденны на прелыценье: Как нощь — власы, лицом — луны, Как небо — голубые взоры; Блеск уст, ланит их — блеск Авроры, И холмы — в дар ему плодов При персях отдают в прохладу. «Хвала царю, — рек, — за награду; Но выдьте вон: я философ». Как? — Нет, мудрец! скорей винися, Что ты лишь слабостью не слаб. Без зуб воздержностью не дмися: Всяк смертный искушенья раб. Блажен, и в средственной кто доле Возмог обуздывать по воле Своих стремленье прихотей! Но быть богатым, купно святу, Так трудно, как орлу крылату Иглы сквозь пролететь ушей. 1811