И угождений без числа.

Пучки цветов, венки сухие

Хранятся в комнате у ней,

Она святит в них дорогие

Воспоминанья прошлых дней.

Порою в спальню к дочке входит,

Рукою свечку заслоня,

Глядит и плачет... и приводит

Себе на память, день от дня,

Всё прожитое... Там всё ясно!

О чем же сетует она?

Иль в сердце дочери прекрасной

Она читает и сквозь сна?

Старушка мучится сомненьем,

Что чужд для дочки отчий кров;

Что дочь с упрямым озлобленьем

Глядит на ласки стариков;

Что в ней есть странная забота...

Отсталый лебедь — точно ждет

Свободной стаи перелета,

И клик заслышит — и вспорхнет?..

Но не вспорхнет она на небо!

Уж демон века ей шептал,

Что жизнь — не мука ради хлеба,

Что красота есть капитал!..

Ей снится огненная зала...

Ей снятся тысячи очей,

За ней следящих в шуме бала,

Как за царицей бальных фей...

Полночный пир... шальные речи...

Бокалы вдребезги летят...

Покровы прочь! открыты плечи,

Язвит и жжет прекрасной взгляд, —

И перед нею на коленях

Толпа вельмож и богачей

В мольбах неистовых и пенях —

И сыплют золото пред ней!

Уйди, старушка!.. Бог во гневе

Шлет бич нам в детище твоем

За попеченье лишь о чреве,

И зло карает тем же злом!

Великолепные чертоги

Твою возлюбленную ждут;

К ней века денежные боги

На поклонение придут

И, осмеявшие стремленья

Любви мечтательной твоей,

Узнают жгучие мученья

В крови родившихся страстей!

И будут, млея в жажде страстной,

Искать божественной любви

Под этой маской вечно ясной,

Под этой грацией змеи!

Напрасно! нет!.. Один уж лопнет,

Другой пойдет открыто красть,

Острог за третьим дверь захлопнет,

Кто пулю в лоб... благая часть!

Одна владычица их мира —

Она лишь блеском залита...

Спокойный профиль... взгляд вампира...

И неподвижные уста...

1857

СТАРЫЙ ХЛАМ

В мебельной лавчонке, в старомодном хламе,

Старые портреты в полинялой раме.

Всё-то косы, пудра, мушки и румяны,

Через плечи ленты, с золотом кафтаны:

Дней давно минувших знатные вельможи —

Полны и дородны, жир сквозит под кожей.

Между ними жены с лебединой шеей:

Грудь вперед, как панцирь, мрамора белее,

Волосы горою над челом их взбиты,

Перьями, цветами пышно перевиты...

И во всех-то лицах выразил искусно

Гордость ловкий мастер... И смешно, и грустно!

Кто они такие? Этих лиц не видно

В пышных галереях, где почет завидный