Напрасно пытался Дмитрий Болеславович успокоить свою рассерженную жену, это ему не удалось. Она стояла на своём, а так как Митя с детства привык подчиняться и был довольно слабохарактерным, то он и теперь не сумел переспорить свою Анюту и поспешил согласиться с ней.

Это была их первая, но очень важная размолвка.

В плохом настроении вошли они в дом, в котором остановились, и когда встретившая их Матвеевна сказала, что Нина только что вернулась и сейчас находится в своей комнате, у Анны Николаевны невольно возникло чувство недоверия и настороженности и к этой своей родне.

Нина, услышав голоса хозяйки и пришедших, выскочила из своей комнаты. Она пришла недавно и, не успев ещё переодеться в домашнее платье, выбежала в своём пропахшем карболкой, йодом и прочими больничными запахами костюме.

От хозяйки она уже знала, что Митя вернулся с войны покалеченный, прихрамывает и больше воевать не пойдёт. Рассказала ей хозяйка и про то, что брат женился и привёз из Сибири красавицу жену – Анну Николаевну.

Выскочив из дверей своей комнаты, несколько мгновений Нина стояла неподвижно, рассматривая обоих, затем, как бы решив что-то, подбежала к Анюте и, будучи чуть не на голову ниже её, почти повисла у неё на шее, целуя её в губы, щеки и в подбородок. Одновременно она приговаривала:

– Нюточка, да какая же ты красивая! Какая же ты высокая! Да как же ты решилась за такого недотёпу, как мой брат, замуж выйти? Ведь я в детстве им как хотела командовала, даром что младше его была. Ну теперь передаю бразды правления в твои руки – смотри не выпускай, он в хорошей узде нуждается. Да погоди ты! – отмахивалась Нина от брата, – дай твоей жене самонужнейшие наставления дать, сейчас поздороваемся, – и она, отпустив Анюту, с такой же стремительностью стала обнимать Митю. – Ну, показывай, где там тебя покалечило. Ладно, ладно, вижу, что хромаешь. Нога, значит. Вот завтра же покажу тебя своему профессору. Он ведь на всю Европу знаменит, а я вот у такой знаменитости операционной сестрой работаю, понял? – кричала возбуждённо Нина.

Анна Николаевна, не приготовленная к такому бурному натиску, к такой непосредственности и экзальтированности, находящаяся ещё под свежим неприятным впечатлением от чопорности и натянутости Елены Болеславовны, стояла, растерянно улыбаясь, пытаясь и не успевая отвечать на поцелуи и вопросы Нины. Митя тоже пытался обнять Нину, они топтались, толкались и кончилось всё это тем, что все вместе кучей повалились на диван и разразились громким хохотом.

Хозяйка стояла в дверях, вытирала кончиком платка выступившие от смеха, а может быть, и ещё от чего-нибудь слёзы и говорила:

– Ну и Нинка, эта кого хочешь расшевелит! Будет тебе, Нина, ведь невеста уже, а ведёшь себя как девчонка. Успокойтесь-ка! Давайте чайку попьём, сейчас соберу, – она вышла на кухню.

Молодёжь понемногу успокоилась. Дмитрий Болеславович поднялся с дивана, достал папиросу и пошёл на кухню, чтобы покурить там. Анюта не выносила табачного дыма, дома у них никто не курил. А две молодые женщины уселись на диване и, поправляя растрепавшиеся волосы, пристально глядели одна на другую. Затем вдруг одновременно произнесли: «да!» – засмеялись и встали с дивана.

В это время открылась дверь, и показался Дмитрий Болеславович, несущий в руках кипящий самовар, а за ним хозяйка с чайной посудой в руках.

– А у меня есть колбаса и печенье, – заявила Нина, – сейчас принесу, и будем чай пить, а там и Яша, наверное, придёт. Он уж тоже обязательно чего-нибудь притащит, хоть я ему и не велю. Ну да сегодня пригодится, поужинаем на славу.

Только тут Анюта вспомнила, что они сегодня так и не пообедали, и почувствовала, что голодна. А у них с Митей из еды ничего не куплено. Утром их покормила хозяйка, а сейчас вот у Нины, наверное, тоже негусто. Видимо, об этом же подумал и Митя, так как он сказал:

– Я сейчас схожу куплю чего-нибудь, лавка тут недалеко.

– Нечего, нечего… – перебила Нина, – сегодня вы у нас в гостях, чего-нибудь найдём, голодными не останетесь. Пойдём ко мне, – обратилась она к Анюте, – поищем, что там у меня из съестного есть. Кстати, посмотришь мою комнату. Да и я переоденусь, а то вся карболкой пропахла. Ты не обижаешься, что я тебя на «ты» называю? – спрашивала Нина, входя в свою комнату, а сама уже скрылась за ширмой, стоявшей у кровати.

– Нет, нет, что ты! – ответила Анюта, а сама, сев у стола, невольно подумала: «Вот ведь, сёстры, а какие разные, просто удивительно! А Митя тоже совсем-совсем другой. Странные люди, непохожие на наших читинских. Те какие-то простые, понятные. А эти?» – и она впервые подумала, правильно ли поступила, уехав из родной Читы. «Но ведь мы с Митей любим друг друга, а это самое главное, и значит, всё будет хорошо», – решила она.

Раздумывая так, Анюта в то же время разглядывала и комнатку Нины. Это была маленькая и довольно уютная комната. Она, конечно, совсем не походила на большую, загромождённую разнокалиберной, хоть и дорогой мебелью, комнату Елены Болеславовны. Здесь всё было очень просто и даже бедно, но чисто и опрятно. Каждая вещь имело своё место. В комнате было одно окно, выходившее в маленький, окружённый высокими домами двор. На окне, завешенном простыми кисейными занавесками, два горшка с цветами. Перед окном стоял маленький, покрытый клеёнкой столик, а на нём аккуратной стопочкой тетради и книги. У стола венский стул, другой такой же стул в углу у двери, а на третьем, стоявшем тоже около стола, сидела Анна Николаевна. У правой стороны из-за ширмы виднелся угол простой железной, солдатской, как их тогда называли, кровати. Она была аккуратно застелена хорошим плюшевым одеялом, кажется, это единственная ценная вещь в комнате. У противоположной стены стоял небольшой, видавший виды комод, а на нём маленькое зеркальце и несколько аптечных коробочек, по-видимому, с разной мелочью, которая так необходима бывает всем женщинам. На этой же стене висел маленький шкафчик, в котором часть полок была занята книгами, а часть посудой и какими-то кулёчками, вероятно, с продуктами. Рядом со шкафчиком была простая вешалка, укрытая простынёй, из-под которой выглядывали пальто и платья. На чисто вымытом полу был разостлан деревенский половичок. Посередине потолка на шнурке висел стеклянный пузырёк – «это, наверное, и есть электрическая лампа», – подумала Анюта. Электрическую лампочку она видела впервые, до сих пор только читала о них в книжках. В Чите тогда ещё электроосвещения не было, в дороге она видела только керосиновые фонари, а вагоны тогда освещались свечами.