— Да. Дотошные господа, — согласилась Глафира и присела рядом. — Как ты себя чувствуешь, детка?

После моего обморока в храме бабушка задавала этот вопрос чуть ли не каждый час.

— Ба, со мной всё в порядке, — я положила голову на плечо княгини. — Целитель объяснил, что после двух сильнейших сторонних воздействий немного сбились потоки силы.

— Двух? Почему двух? Ты говорила об одном, о благословении Триединого, — теплая сухая ладонь погладила меня по щеке.

— Первое было во время землетрясения. Смешались ощущения от толчков, страха, падения, потому прошло незамеченным, — ответила я и положила свою ладошку поверх бабушкиной. — Сама-то как?

— Всё хорошо. Я уже и письмо Николаю Ивановичу написать успела, да только не позволили отправить, — Глафира вздохнула, глядя куда-то вдаль. Уголки губ у неё чуть приподнялись, в глазах появилось мечтательное выражение.

Сколько смотрю на их пару, столько диву даюсь, как можно нежно и трепетно любить в столь зрелом возрасте. Нет дикой бразильской страсти, но столько ласковой заботы в каждом деле, адресованном любимому человеку. Сказал бы кто — не поверила бы, но я с первой минуты знакомства наблюдаю их отношения. И радуюсь счастью моих старших родичей и друзей.

И вот одна из фрейлин Великой Княгини Екатерины Александровны, жены цесаревича, привела к нам в номер модистку. Пока помощницы портнихи суетились, раскладывая коробки с платьями, бельём и прочими милыми дамскому сердцу штучками, фрейлина отвела нас в сторону и тихо предупредила:

— Вечером Дмитрий Васильевич устраивает приём в честь спасшихся в катастрофе. Так как в городе траур, всё будет очень скромно и без лишнего шума. Наряды постарайтесь выбрать соответствующие.

— Чёрные нам не по статусу — никто из близких не погиб, а значит мы не в глубоком трауре. Можно выбрать лиловый цвет с отделкой из тёмно-фиолетовых кружев. Это для меня. А тебе, душа моя, посоветовала бы жемчужно-серебристое платье с тёмно-серой отделкой, — решила Глафира.

У портнихи были наряды похожих цветов, осталось подогнать их по нашим фигурам и добавить выбранную отделку. Швеи сели за работу. Иглы так и мелькали в их умелых руках, прокладывая аккуратные швы.

Я немного полюбовалась их работой и отправилась в ванную, где Глафира уже выбрала из ассортимента, предоставленного гостиничным сервисом, мыла, масла, притирки и ещё невесть какие косметические средства.

— Скромный там приём будет или нет, а выглядеть мы с тобой должны так, чтобы не посрамить род Верхосвятских.

— Ваша Светлость, почему вы просите объявлять вас княгиней, если замужем за графом? — поинтересовался церемониймейстер, зашедший к нам перед приёмом, дабы уточнить правильность имён, титулов и родственных связей.

— Потому что внучка моя ещё несовершеннолетняя, а значит, не имеет права принять титул и все связанные с ним обязательства. Сын мой, к великому прискорбию, поражён в правах. Поэтому я по совету мужа до девятнадцатилетия княжны Роксаны оставила свою прежнюю фамилию и княжество. Если вам столь важно объявить меня замужней дамой, то пусть буду Горонцова-Верхосвятская.

Царедворец принял ответ, что-то чиркнул в своих бумагах, откланялся и вышел.

А мы в последний раз осмотрели друг друга, поправили складочки и оборки и приготовились к отъезду на приём. Вот только ехать никуда не пришлось. Цесаревич разместился в этом же здании, но в другом крыле. Приём должен был проходить не в каком-то парадном зале, а в наскоро обустроенном холле.

Провожатой нам служила всё та же фрейлина. Она придирчиво осмотрела наши наряды, одобрительно кивнула и велела следовать за ней.

— Не вздумайте выражать соболезнования, — шёпотом предупредила она.

— А у Его Императорского Высочества погибли близкие? — ахнула Глафира.

— Вы не знаете? — дама даже остановилась от удивления.

— Откуда? Мы из комнат своих не выходим, слухи и сплетни не собираем. За всё время видели только целителя да господ чиновников в серых мундирах, — с достоинством пояснила княгиня.

— В дачном особняке, что погребен лавиной, оставались доверенные слуги, адъютанты, фрейлины. У меня по счастливой случайности в тот день был выходной, и я ещё с вечера поехала к подруге, отдыхающей в пансионате княгини Романовской. Вернулась к вечеру, а тут такое… — дама как-то по-детски шмыгнула носиком. — Мне так трудно сейчас… С одной стороны, Триединый уберёг, а с другой — столько знакомых и подруг в одночасье погибло.

— Согласна, — покивала Глафира. — Сложные чувства вас обуревают. Но долго скорбеть не стоит. Служба у вас не лёгкая, сил требует немало. Молитесь и тихо радуйтесь спасению.

Фрейлина благодарно улыбнулась доброму совету и показала на дверь:

— Пришли.

Приглашённых было немного. Меньше ста человек. Почти все мужчины в форменных сюртуках, дамы в платьях сдержанных цветов и без украшений. Траур. Никто никого не представлял. Стояли кучками, общались вполголоса. Узнали хана Кирима с тройкой приближённых и издали раскланялись.