Особенностью второй подгруппы посуды является наличие хорошо выраженных андроновских (федоровских) геометрических орнаментов, выполненных в традиционной федоровской технике — аккуратной мелкозубой гребенкой (косые треугольники, сложные разветвленные меандры и др.) (Косарев, 1981, рис. 57, 2, 7, 21, 25). Однако композиционное расположение рисунков уже не андроновское, а подчинено гребенчато-ямочной декоративной схеме: андроновские узоры или располагались однообразно повторяющимися поясами, или были отделены друг от друга рядами глубоких круглых ямок. Характеризуемая подгруппа наглядно демонстрирует начальный этап взаимодействия андроновской (федоровской) и гребенчато-ямочной орнаментальной традиций. В целом посуда четвертой группы одновременна первой и отчасти второй группам посуды, охарактеризованным выше. Тот факт, что керамика четвертой группы встречается главным образом в погребениях, возможно, указывает на ее ритуальный характер.

Пятая группа. Тоже характерна для погребений. Встречена в основном в поздних еловских захоронениях Еловского I могильника. На поселениях найдена в сравнительно небольшом количестве. Сосуды невелики по размерам. Они имеют горшковидную форму; попадаются круглодонные экземпляры (Косарев, 1981, рис. 58). Орнамент наносился гребенчатым штампом, резными и иногда мелкоструйчатыми линиями. Шейка во многих случаях не орнаментировалась. Это очень напоминает манеру украшения карасукских сосудов из погребений Хакасско-Минусинской котловины (Киселев, 1949, табл. X, 5-12; XIII); карасукские ассоциации вызывает также круглодонность некоторых сосудов, характерность треугольных фестонов на тулове и некоторые другие признаки. Таким образом, если четвертая группа посуды отличается в основном андроноидностью орнаментации, то для пятой в большей мере характерна декоративная схема карасукских традиций.

Керамика пятой группы одновременна третьей и отчасти второй группам поселенческой еловской посуды. Она, как и третья группа (южная подгруппа), характеризует переходный период от еловской культуры к ирменской; в процессе этого перехода в Томском Приобье происходила смена андроновского и гребенчато-ямочного орнаментальных комплексов ирменско-карасукским.

Памятники еловской культуры дали довольно богатый производственный инвентарь. Однако орудия, найденные на поселениях, происходят, как правило, из смешанных еловско-ирменских и еловско-молчановских слоев, и поэтому их отождествление с еловскими комплексами вызывает определенные трудности. Поэтому мы остановимся в основном на погребальном инвентаре, где связь с еловской керамикой зафиксирована достаточно четко, прежде всего с четвертой (Еловский II могильник) и пятой (Еловский I могильник) группами посуды. В Еловском II могильнике встречены два массивных бронзовых ножа с широким лезвием и кольцевым навертим на рукояти (рис. 111, 27, 28); глиняная форма для отливки подобных ножей известна на поселении Осинники из смешанного еловско-ирменского слоя. Вместе с одним из этих ножей найдена золотая гривна из витой проволоки и бронзовая подвеска, закрученная в виде пружинки (могила 87, рис. 111, 23). Из могилы 90 происходит крупный двухлопастный наконечник стрелы с выделенной втулкой; по круглому в сечении стержню идет орнамент в виде елочки (рис. 111, 33). Основная масса инвентаря из еловских погребений Еловского II могильника — украшения. Среди них преобладают полусферические бронзовые бляшки с петлей на обратной стороне, височные кольца с взаимопроникающими концами и некоторые другие вещи неспецифических форм.

В Еловском I могильнике вместе с керамикой пятой группы найдены черешковый однолезвийный нож с выделенной рукоятью, перстень со спиральными завитками на концах, височная подвеска с раструбом, подвески, закрученные в виде пружинки, полусферические бляшки с петлей на обратной стороне, четырехугольное бронзовое зеркало и некоторые другие изделия. Все эти вещи подробно описаны В.И. Матющенко по погребальным комплексам (Матющенко, 1974).

Видимо, к еловской культуре, следует отнести большинство найденных на Десятовском поселении каменных наконечников стрел с выемкой в основании, округлые глиняные грузила с поперечными желобками для привязывания, значительную часть скребков и других каменных орудий (рис. 111, 1–7). Аналогичные орудия, но в меньшем количестве, встречены на Еловском поселении. Скорее всего еловскими являются бронзовые ножи со слабо выделенной рукоятью, прямым лезвием и горбатой спинкой, найденные на Еловском и Десятовском поселениях. К еловскому или переходному еловско-ирменскому времени относятся два бронзовых наконечника стрел — двухлопастных, втульчатых (Еловское поселение; рис. 111, 32, 33). Видимо, с еловской культурой следует связывать большую часть костяных наконечников стрел Еловского поселения. Но они опять-таки происходят из смешанного еловско-ирменского слоя, и поэтому говорить определенно, какие из них еловские, какие — ирменские, сложно.

В некоторых погребениях Еловского могильника встречены кости домашних животных: лошадиные бабки (могилы 84, 88, 106, 107, 117) и бараньи альчики (могилы 80, 90, 107). В культурном слое Еловского поселения собрано много костей крупного рогатого скота, который составляет по числу особей 51,1 % всех видов домашних животных, мелкого рогатого скота (27 %), лошади (13 %), свиньи (1,2 %), собаки (более 7 %). Кроме того, здесь были кости лося, северного оленя, медведя, соболя, бобра, зайца и др. В могиле 73 Еловского II могильника найдены лосиные черепа, под курганом 13 Еловского I могильника — берцовая кость лося. О значительной роли рыболовства в жизни еловцев, помимо глиняных грузил, говорит обильное скопление костей и чешуи рыб в жилищах еловской культуры Еловского поселения.

Население еловской культуры строило жилища полуземляночного типа. Они имели четырехугольную форму и были углублены в землю на 90-100 см. По наблюдениям В.И. Матющенко жилища Еловского поселения достигали по площади 200 кв. м. В середине находился очаг из камней. В полу жилищ отмечены ямы, заполненные костями животных и рыб. Интересно, что на поселении Малгет (оно находится примерно в 250 км севернее Еловки) площадь еловских жилищ в несколько раз меньше — 20–40 кв. м. Возможно, крупные размеры жилых построек на Еловском поселении были вызваны необходимостью содержать зимой скот в закрытом помещении; на севере еловской культуры, где скотоводство играло меньшую роль (или вообще отсутствовало), надобности в столь больших жилищах не было.

К настоящему времени известно три могильника еловской культуры — Еловские I, II и Пачангский, причем первые два можно считать одним кладбищем, так как они расположены поблизости и хронологически продолжают друг друга. На Еловском I могильнике, по данным В.А. Посредникова, вскрыты 24 еловские могилы, на Еловском II — 22, на Пачангском — 8. Следы надмогильных сооружений нечетки. Были это курганные насыпи или остатки разрушившихся дерновых оградок — судить трудно. В Еловском II могильнике, исключая крематорий и два трупосожжения (могилы 74; 112), все умершие лежали в скорченной позе на левом боку; в могиле 68 наблюдались следы огня. В более поздних (позднееловских) могилах Еловского I могильника в 17 определимых случаях 10 покойников положены в скорченной позе на левый бок; шесть — в скорченной позе на правый бок; один — в вытянутом положении на спине. В более северном Пачангском могильнике все погребенные лежали на спине в вытянутом положении. Здесь можно говорить о двух тенденциях — хронологической и локальной. Хронологическая тенденция выражена в том, что от ранних этапов еловской культуры к ирменской культуре на юге еловского ареала наблюдается изменение положения погребенных: все чаще покойники кладутся на правый бок (тогда как ранее их хоронили на левом боку). Локальная тенденция проявляется в том, что в северной части еловского ареала продолжает сохраняться древний автохтонный обряд положения трупа — вытянуто на спине.

По данным В.А. Посредникова, большинство еловских могил Еловского I и II могильников представляют неглубокие ямы, выкопанные в верхнем горизонте почвы. В трех таких могилах прослежены следы деревянной обкладки и перекрытия из бревен. 18 могил сооружены прямо на дневной поверхности. Преобладает юго-западная ориентировка погребенных.

Определение хронологических рубежей еловской культуры, помимо обычных трудностей, связанных с неразработанностью хронологии «датирующих» вещей, осложнено еще рядом обстоятельств. Так, мы до сих пор не уверены, следует ли начинать еловскую культуру с момента распространения в Томско-Чулымском регионе гребенчато-ямочной керамики или с начального этапа смешения здесь гребенчато-ямочной и андроновской орнаментальных традиций, когда достаточно явственно обозначается ее андроноидный колорит.