Снег в самом деле повалил – за окном потемнело, и я включил свет в лаборатории. Ребята пришли с политзанятий. Посыпались реплики:

– Сидишь, Егорыч, а того не знаешь, что немцы берлинскую стену разрушают!

– Твою мать! Не дожить до пенсии, придется воевать!

– Замесим «козла», пока господа офицеры сзади плетутся.

Застучали костяшки по пластику стола.

В мире творится черте что, и, кажется, Горбачев не догоняет события. А может, это его такая хитрая тактика – как знать? Нам-то все равно на события в мире не повлиять, остается сидеть и ждать – время покажет. А война случится, мы – полк учебный, нас призовут в последнюю очередь.

Я поморщился – черт их принес всех в нашу лабораторию; негде больше кучковаться что ли?

Наконец, Турченков:

– Э, кончайте-кончайте – рабочее время. Или закройтесь.

Лишние разбрелись по своим рабочим местам.

– Что, Василич, политотдел говорит – война на пороге? – спросил я Драча.

Наставник мой уютно устроился у теплых труб и хотел покемарить часок-другой до отъезда. Однако оторвался от столь приятного занятия и напыщенно объявил:

– Рехнулся, Егорыч, мир. Ей бо, рехнулся!

– Война будет?

– Ну, а как без нее?

Старший прапорщик Драч зевнул и закрыл глаза.

– Воевать не хотелось бы.

– Авось пронесет, – предположил мой наставник.

– Чета, как будто, в последнее время мы их побаиваться вроде начали – с чего это, а, Николай Васильевич?

– От Горбатого все идет. Раньше правители были строже: чуть что – авиация на крыло!

– Ты воевал?

– Не пришлось.

– А смог бы?

– Если прикажут – куда деваться? Турченок вон солдата завалил.

– Как это?

– Дезертира искали, местность прочесывали с автоматами наизготовку. Тот в кустах шнырился… Ну, Леха его и… А когда разбираться? Тут – кто кого раньше.

Сразу с приезда заскочил к дочери. Тещи, слава Богу, не было дома.

Тома кормила девочку с ложки. Но ребенку не нравилось только рот открывать. И это еще слабо сказано. Она терпеть не могла сидеть сложа руки – их надо было обязательно куда-нибудь задействовать. Но всякий раз, когда мама предлагала ей самостоятельность, ложка неизменно превращалась в катапульту, суп или каша в метательные снаряды, ну а уж кому не повезет – в римских легионеров, осаждающих Настину крепость. Поэтому Тома взяла в свои руки процесс кормления. Ей одного только не хватало – превратить этот полезный и нужный процесс в увлекательное приключение.

Раздевшись, взял инициативу в свои помытые руки.

– Ну-ка, черт возьми! я голодный с работы: давай по-братски – ложку мне, две тебе.

Под шумок сунул Насте ложку в рот – не пустую, конечно.

– Считать умеешь? Сколько слопала? – покажи на пальцах. Да у тебя и пальцев столько нет. Все хватит объедаться – остальное мое. Что нет? Тебе тоже надо? Ты больше моего слопала и еще хочешь? Где совесть, дочь?

Под шумок ложка за ложкой – тарелка пуста.

– Ух я наелся! – похлопал себя по животу. – А ты? Еще хочешь? Да нам тебя не прокормить. Мама, неси добавки.

Тома не верит:

– Сам что ли съел?

– Дочь, нам не верят – пойдем дуться.

– Ей надо спать.

– На диван нам можно лечь?

– Сначала разденься.

Мне кажется моя дочь умом и сообразительностью намного превосходит своих сверстников. И наблюдательностью. Она с одного взгляда определяет в каком я бываю настроении и подстраивается – вместе грустим, вместе балдеем. Готов поклясться всеми богами, что в этом маленьком тельце живет душа взрослого человека. Хотя безграничная энергия доказывает, что это все-таки ребенок.

Именно эта самая энергия, выплеснувшаяся при моем появлении, делает Настин сончас невозможным – ей хочется прыгать и скакать. И висеть вниз головой в моих руках…

– Ага, сейчас, – кивает Тома предостерегающе. – Мы только поели.

Маленькая бедокурка никак не хотела лежать под одеялом и слушать сказку про влюбленного летчика, который прямо из самолета рвал на облаках цветочки для ее мамы. Ей самой хотелось летать самолетиком в моих руках – она и ручки раскинула и похоже гудит: ну, просто маленький-маленький истребитель.

Мы немножечко полетали, в окно посмотрели на двор занесенный снегом и, наконец, оказались на диване.

– Жил-был на свете Дед Мороз. Елку с игрушками Насте принес.

– Кстати, елка ребенку с тебя, – Тома уже в кресле с семечками.

– «Если ты сосчитаешь всех зверят, которые на елке висят, я исполню твое желание», – сказал Настеньке Дед Мороз. Давай посчитаем.

Дочь тут же выпростала ручку из-под одеяла.

– Зайчиков сколько на елке – три? Значит, три.

Мы загнули Настеньки три пальчика.