– Ежиков на елке три? Значит, три.

Мы загнали еще два пальчика.

– Ой, не хватает! А где же третий? Доставай вторую ручку – будем на ней считать.

Дочь хитро улыбается, головой мотает, ручку не достает.

– Ах так! Ты нарушила сказку. Я обиделся и с тобой не играю.

Поворачиваюсь набок и смотрю на Тамару.

– Обрати внимание, – говорю ей, – как стремительно растет наш ребенок. Ей уже мало идти в русле рассказа, она по своему усмотрению меняет сюжет. Вот чем она сейчас занимается?

Тома встает на цыпочки и заглядывает через меня на дочь.

– Пальчики свои рассматривает. Скоро уснет. Ты лежи, не шевелись.

– Как живешь без меня, жена? – шепчу я.

Тома укоризненно цокает языком – тихо, мол, ребенок засыпает.

Минут через десять я встаю, одеваюсь. Настя спит – Тома перекладывает ее в кроватку.

– Тебя покормить?

– Я домой.

– Вернутся не хочешь?

– Сюда нет.

– И долго ты собираешься так жить?

– Как только ты захочешь отсюда съехать, так семья наша сразу воссоединится.

– Совсем недолго осталось ждать, – печально кивает Тома.

Как трудно сохранять жизнерадостность, когда уходишь от любимой женщины. На душе снова мерзко. И некого винить кроме самого себя. Это я поверил Пашкову. Это я ударил тещу. Это я сейчас ухожу в метельную мглу от дорогих моему сердцу людей.

А снег все валил… А ветер все дул…

Не дойти до дома без перекура. Завернул в пивбар.

Какой-то пьянчуга прямо с порога:

– Угостишь пивком, воздушный флот?

– Перебьешься.

– Какие мы важные… – нарывается подлюга.

Мужик был в резиновых сапогах, которые были ему явно велики, имел тяжелый запах давно немытого тела, табачного дыма и перегара. В едва достигавшем колен потертом пальто казался грузным, почти толстым. Спутанная борода и нечесаные, с густой проседью космы, похоже, годами не знали ни ножниц, ни мыла.

Сегодня меня раздражала каждая мелочь. Просто поразительно, как чешутся руки стереть с заросшего рыла эту мерзкую ухмылочку алкаша. Врезать бы в челюсть, да так, чтобы он покатился по полу. Взял себе пива…

Опять эмоции. Чересчур часто они стали посещать в последнее время – не к добру это. Сейчас-то нервничать ни к чему. Вроде все устаканилось. Вот только семья…

Нет, но Тома сама виновата – что ее так держит возле маминой юбки? При желании мы давно бы уже нашли квартиру и жили в ней в любви и согласии. Что ни говори, а вины моей нет – я ни в чем ее не обманул. Обманули меня – и она, и Пашков. Во всем виновата ее детская привязанность к буйно-больной матушке. А в жертву принесено детство нашей единственной дочери. Наверное, удар оказался куда тяжелее, если бы не дрязги с райкомом. Как это ни парадоксально звучит, но следует поблагодарить врагов-партократов за то, что дали возможность отвлечься на них…

– Я никому не хочу причинить вреда, но кто-нибудь дайте мне пива…

Что это? Я оглянулся на мужика в сапогах – в руках у него уже был нож, длиннющий такой свинокол. Его миролюбие внушало тревогу. Оглядев всех присутствующих, он почему-то выбрал меня. Подошел, с достоинством помаячил перед лицом длинным узким лезвием и забрал мою кружку.

Мне было приятно такое внимание – вот же приятель, не побрезговал. И нож его внушал уважение, обещая мгновенную и безболезненную смерть.

Остатки моего пива исчезли в его глотке, а нож вернулся к моему лицу.

– Эй, ты, – раздельно произнес его обладатель, – закажи еще.

Пустая кружка грохнулась о столик передо мной. Я взял ее в руку – таки оружие.

– Послушай, приятель, чего ты добиваешься?

Острый, как перец чили, свинокол ткнулся в мою грудь – порезал новую демисезонную куртку техника. Вот сволочь!

– Заткнись, – тихо посоветовал мужик сквозь зубы. – Не стоит звать меня приятелем.

– Как вы хотите, чтобы к вам обращались? – голос мой выразил максимум деликатности и почтительности.

Бродяга, похоже, это оценил.

– Вова.

Ну, Вова так Вова – мне без разницы. Нож бы только убрал от груди. Он убрал.

– Иди за пивом.

Топая к стойке, я оглядел зал. Трое подростков, один из которых девушка, да старик из бани распаренный – все до смерти перепуганы. Впрочем, я успел на ходу кивнуть одному сопляку на дверь – беги, мол, да на помощь позвать не забудь. Но мальчики, похоже, были парализованы страхом.

На улице взвыла сиреной милицейская машина. Как быстро! Наверное, барменша нажала тревожную кнопку. Наверное, менты с наганами в руках уже бегут нам на выручку. Мы все ждали – вот-вот распахнуться двери, и… Но время шло и никого.